– Мы отнесем его в лагерь, и лекари обработают рану! – воскликнул Яхмес. Его губы дрожали, голос срывался, он готов был расплакаться.

– Где Гектор? – глухо спросил Ахилл, очнувшись после мгновенного обморока.

– Там, в центре битвы.

– Он в опасности, Пентесилея… Прошу, помоги ему…

Она сжала рукой его мокрую от пота и крови ладонь.

– Ты продержишься, Ахилл?

– Да, да… Попади оно в сердце, я был бы уже мертв. Ну, родная моя, иди! Прошу тебя!

Амазонка поцеловала бледные губы мужа и, вскочив, крикнула египтянам:

– Берегите его!

Вскоре она уже была рядом с Гектором, который отбивался от нескольких десятков наседающих на него врагов. Секира Пентесилеи сверкнула рядом с царем, свалив лестригона, который метил в героя копьем.

– Ахилл жив! – выдохнула амазонка. – Его рана не смертельна. Антифот убит.

– Хвала Великому и Единственному Богу! – прохрипел Гектор, не поворачивая окровавленного лица, лишь мельком глянув на нее. – Мы почти победили, Пентесилея. Надо выстоять!

– Мы добьем их! – амазонка снова ударила и ринулась за отступившим от нее раненым лестригоном. – Куда, отродье демона?! Струсил?! Они уже дрогнули! Лестригоны дрогнули! Держись, Гектор, слышишь!

Последние слова она прокричала во весь голос, и услышал их не только царь Трои.

Занятые битвой, они не обращали внимания ни на что, кроме поля боя. Между тем из-за мыса уже некоторое время назад показались два корабля. Они шли на веслах, свернув паруса. Казалось, гребцы раздумывали, приставать ли им к берегу, на котором кипела страшная битва. Высокий человек в боевых доспехах, стоявший на носу одного из кораблей, из-под руки напряженно всматривался, пытаясь понять, что происходит.

Некоторые из сражающихся краем глаза заметили эти корабли. Увидел их со своей колесницы и Рамзес. В недоумении он понял, что это чужие суда, явно не египетские и совершенно точно не финикийские – об этом говорила форма их носа и кормы, расположение мачт. Однако они были и не лестригонские – в чем фараон, впрочем, не сомневался.

«Похоже, это данайцы! – подумал Рамзес. – Что им тут может быть нужно, и как они смеют приставать в неположенном месте? А они вроде бы хотят пристать… Фу, какие глупости лезут в голову! Разве сейчас до этого!»

Между тем крик Пентесилеи, долетевший до идущих вдоль берега кораблей, решил дело. Высокий человек, очевидно, предводитель мореплавателей, обернулся к своим гребцам и закричал могучим голосом, так, чтобы услышали и на втором корабле:

– Я слышал имя Гектора! Он в сражении, и его враги – подлые лестригоны, от которых стонут все народы моря. За мной! Скорее!

В считанные мгновения оба корабля врезались носами в песок, и гребцы, моментально облачившись в доспехи и взяв оружие, превратились в воинов. Соскочив в воду, они кинулись к берегу, собираясь вступить в сражение. Приказ их начальника не оставлял сомнений, что они будут драться на стороне египтян, и что грозная слава могучих лестригонов не пугает их. Это были сильные, крепкие мужчины, вооруженные копьями и мечами, чей решительный вид говорил о немалой отваге.

Гектор увидел их, когда они пошли в наступление, и понял, что это пришла помощь, помощь, которая была сейчас так нужна. Только откуда взялись эти люди? Кто они?… Пользуясь тем, что враги слегка отступили, в который раз пытаясь заставить его совершить ошибку – сойти с колесницы, герой повернулся и посмотрел на неожиданных союзников. И подумал, что сходит с ума: впереди, размахивая огромным мечом, бежал… Ахилл! Тот Ахилл, какого когда-то он видел под стенами осажденной Трои – в тех самых доспехах, с львиными мордами на могучем нагруднике и на щите, в высоком, сверкающем шлеме со светлой гривой. Юный, стремительный, гневный и прекрасный, как всегда.

В следующее мгновение царь Трои понял свою ошибку: не было главного: того страшного взгляда из-под дуги шлема. Взгляда, который вызывал ужас у самых отважных, а менее храбрых валил мертвыми, взгляда, в котором виднелась нечеловеческая, неодолимая и беспощадная сила Ахилла. Сила, с которой нельзя справиться… Взор воина был грозным, но он не убивал и не обращал в бегство. Этот человек походил на Ахилла, и на нем были его доспехи, те самые, что он видел под Троей, но это был не Ахилл.

Гектор не успел до конца понять, кого видит перед собой, у него не осталось на это времени. Он продолжал биться, биться из последних сил. Его снова ранили, на этот раз в бок – рана причиняла сильную боль, а главное не было возможности перевязать ее и остановить обильное кровотечение. Шерданы пробились к своему командующему и дрались с ним рядом, однако их силы тоже были на пределе.

Вмешательство неведомых союзников оказалось своевременным. Сто двадцать могучих воинов, со свежими силами ринувшихся в бой и напавших на лестригонов со спины, смяли их ряды. Завоеватели дрогнули окончательно, часть их попыталась прорваться к заливу, чтобы добраться до двух уцелевших кораблей. Но Пентесилея с несколькими десятками воинов-шерданов не подпустили врагов к берегу.

Исход битвы был решен. Молодой военачальник в сверкающих доспехах бился с большим искусством, так умело, так ловко, словно делал это ежедневно. Каждый удар его меча нес смерть, и вот уже ряды его воинов сомкнулись с рядами наступавших египтян. Остатки лестригонов были окружены. Они не сдавались, сопротивляясь, погибая один за другим, но им никто и не предлагал сдаться. Возможно, Гектор оставил бы в живых последних побежденных, но на этот раз его великодушие и здравый смысл уступили ярости – он еще не знал, выживет ли его брат после полученной страшной раны, а потому щадить врагов, совершивших столько подлостей, нарушивших все договоры, царь Трои не мог.