— Если только вы не пожелаете обратить внимание на мою теорию насчет сумасшествия и поговорить об этом спокойно.

Баумер глубоко перевел дух.

— Я так и знал, — глухо произнес он. — Ваша главная забота — сочинить удобную теорийку для отчета, и дело закрыто. На земле все благополучно. Кер получает повышение… А подпольные связи Веглера так и не обнаружены. Кто марал марксистские лозунги на стенах, неизвестно. Засорение канализационных труб, поломка генератора на электростанции, пожар в столовой, все эти мелочи, происшедшие за последние месяцы, — тоже результаты сумасшествия, как и преступление Веглера… — Баумер сплюнул и, уже не сдерживая гнева, закричал — Черт вас возьми, Кер! Вы какой-то недотепа. Неужели вы не понимаете, что здесь существует подпольная организация? Почему мне не прислали кого-нибудь другого, у кого есть политическое чутье?

— Я попрошу вас успокоиться и следить за своими словами, — с ледяным спокойствием возразил Кер. — Я нахожусь здесь примерно шесть часов, и вы хотите, чтобы за это время я расследовал случаи саботажа пятимесячной давности?

— Да ничего подобного! — крикнул Баумер. — Я хочу, чтобы вы поняли характер веглеровского преступления. Как вы можете расследовать это дело, если вы подошли к нему, вбив себе в голову эту дурацкую теорию? А это дело политическое. — Он стукнул кулаком по столу. — Политическое! Вы хоть понимаете это слово?

— Вам стоит только поднять трубку и позвонить в главное управление, — спокойно ответил Кер. — Я уверен, что вам пришлют другого следователя. А пока что я буду вести это дело, опираясь на свой тридцатилетний полицейский опыт. Теперь же, если вам больше нечего сказать, будьте добры, не мешайте мне работать. Я тоже устал.

Баумер заколебался. Губы его искривились.

— Извините, я вспылил, — неохотно сказал он. — Я вообще очень вспыльчив. Я уверен, вы делаете все, что в ваших возможностях. Только теперь на одних человеческих возможностях далеко не уедешь. — Он помолчал, вздохнул. — Будто взбираешься на гору во сне… Карабкаешься, карабкаешься, и все без толку… О, черт! Немедленно арестуйте поляка с фермы той женщины. Пусть его проведут по территории на глазах у рабочих. Конвойные должны пустить слух, что он зажег для англичан сигнальный огонь… Через час я пойду к Веглеру. Если что-нибудь вытяну из него, дам вам знать.

Баумер быстро вышел. Кер молча откинулся на спинку стула и закрыл глаза. «Только этого мне не хватало, — подумал он. — Случай и так нелегкий, а тут еще этот сукин сын, у которого есть родственник в штабе Гиммлера, так что он может наплести на меня что угодно и я даже не смогу оправдаться. — Он протер глаза обеими руками и вдруг хихикнул. — Прекрасно, — философски подумал он, — подождем несколько лет, партейгеноссе Баумер, а там увидим».

7 часов утра.

Доктор Цодер, сгорбившись, удобно облокотился о стол и уткнулся подбородком в ладони. На нем был длинный белый халат, в котором он всегда делал обход. Рядом остывала чашка мутного кофе, приготовленного сестрой Вольвебер.

Снаружи стояла странная тишина. Несмотря на рабочий день, с испытательной площадки не доносился грохот танков, а в кузнечном цехе не слышно было тяжкого уханья. Отдаленный стук лопат не заглушал птичьих голосов и шелеста листвы под утренним ветерком. Отрадное чудо.

Глаза его были закрыты, но он не спал. Он мечтал, и на его жестких губах трепетала еле заметная улыбка. Сейчас для него был двадцать седьмой год, а не лето сорок второго. Оказывается, и время можно обмануть. «Что? — постоянно твердила какая-то частица его разума. — Тысяча девятьсот двадцать седьмой? Тысяча девятьсот девятнадцатый? Глупости! Сейчас тысяча девятьсот сорок второй год». Все равно, не мешай. Это так прекрасно, — настаивало все его существо. Итак, сейчас тысяча девятьсот двадцать седьмой год и Цодер живет на своей дачке возле озера в Шварцвальде. Сейчас утро, и он только что проснулся после долгого сна.

— Тебя, наверное, мучили кошмары? — сказала ему жена. — Что тебе снилось?

Ответ его, разумеется, прозвучал весело:

— Какие-то глупости. Представь себе, мне снилось, что гитлеровская шайка пришла к власти и… Гм… забыл, что было дальше. Но сон был неприятный.

— Ну, вставай, лежебока, и иди завтракать. Мы с Элли умираем с голоду.

В спальню вбежала Элли.

— Папочка, знаешь что? Отто поймал черепаху. Самую настоящую! Идем скорей, ты должен посмотреть.

Они вышли на веранду, где собака исступленно лаяла на черепаху, а дети визжали от восторга.

— Где ты ее поймал, Отто?

— Я купался, а она сидела на плоту, герр Цодер.

(Отто был очень вежливым мальчиком. Интересно, что с ним стало? Наверное, убит. Русские не понимают немецкой вежливости.)

— Так, так. Черепаха на плоту. Пожалуй, это можно вставить в наше кукольное представление.

— Папочка! — пронзительно закричала Элли. — Можно я ее куплю? Отто говорит, что он отдаст ее, если я заплачу.

— Значит, в десять лет ты уже стал дельцом, Отто? Сколько же ты хочешь?