Шрифт:
— Тогда ступай спать. Нельзя показываться Гедде в таком виде. В твоей комнате все приготовлено.
— А выпивка у тебя найдется? — спросил он, когда они вошли в кухню.
— Нет… полбутылки черносмородинного вина.
— Неужели та самая бурда, что мы пили, когда я уезжал?
— Да.
Руди захохотал.
— Твоим вином только грудных младенцев поить! Нет, сегодня надо выпить шампанского.
— Шампанского? Как же! Еще что прикажете, герр Линг?
— Думаешь, я шучу? — Он разорвал тяжелый сверток, привезенный с собой, и стал вытаскивать завернутые в солому бутылки. Ухмыляясь, он эффектно расставил их в ряд на столе. Бутылок было семь. — Вуаля, как говорят французишки. Сегодня пьем шампанское.
— Руди! Ведь это же, наверное, стоит бог знает сколько! Выбросить такую уйму денег!
— Во Франции, — широко улыбнулся Руди, — немецкий солдат может купить все, что хочешь, почти задаром. Ну-ка, мать, поди сюда. Чем ты пахнешь? — Он притянул ее к себе, и, громко втягивая воздух, понюхал ее шею. — Фу, фермой от тебя несет! — Он открыл рюкзак и, пошарив, вытащил маленькую яркую коробочку. — Знаешь, что такое духи? Или ты такая неотесанная деревенщина, что никогда и слова такого не слыхала?
— Конечно, знаю, — взволнованно ответила Берта. — Ты это купил мне?
— Не коровам же. У тебя когда-нибудь были духи?
— Один раз. Твой отец привез мне из города. Но не такие. Я уж вижу, что эти страшно дорогие, — возбужденно говорила она, открывая коробочку. — Я видела объявления. Настоящие французские духи, подумать только! Я буду пахнуть, как фея из сказки. — Она понюхала флакон. — Как цветы, Руди! Как в раю!
— Мать, — остановился он перед ней, — ты, кажется, писала прошлой зимой, что тебе пришлось отдать твой свитер на «зимнюю помощь»?
— Да неужели же ты мне и свитер привез, Руди? Не может быть!
Руди запустил руку в рюкзак.
— Скажу тебе правду, он не совсем новый, это образчик из магазина. Но не хуже нового. — Руди торжествующе достал свитер. — Знаешь, сколько такая штучка стоила бы в Германии?
У Берты загорелись глаза. Свитер был чисто шерстяной, мягкий, темно-красного цвета.
— Ох, Руди, милый мой, просто не верится! Да такую вещь в Германии ни за какие деньги не купишь. Разве только, если ты миллионер…
— Тебе нравится?
— Нравится? Ха! Пусть Анна Манке попробует отобрать! Я ее задушу.
— Посмотри-ка вот это! — Он вытащил две розовые ночные рубашки тонкого шелка, отделанные кружевами.
Берта онемела. На глазах ее выступили слезы. Она притянула Руди к себе и поцеловала.
— Господи, какое же это счастье иметь любящего сына!
— Ну вот, мать, опять плачешь!
— Так разве удержишься? — засмеялась Берта. — Я не посмею надеть такие вещи. Я буду похожа на киноактрису!
— Что? Ты не будешь это носить?
— Буду, конечно, буду! И буду чувствовать себя королевой. Но кто мог подумать? Господи, какие они, наверное, богатые, эти французы!
Руди расхохотался.
— Теперь уж они не богатые. Все магазины очищены. Солдаты забрали все до нитки.
— Но сколько же все это стоит, Руди?
— Я же тебе сказал, мать. Курс обмена такой, что все получается дешевле пареной репы — двадцать французских франков за одну марку. Мы идем в ресторан, заказываем обед — вино, пиво, жаркое, паштеты, и за все платим одну марку. Ну, я пошел спать. Строгий приказ: разбудить меня в пять часов. Надо еще побриться, вымыться…
— Сейчас поставлю на плиту воду. Но ты лучше поспи до шести. Вилли раньше семи не придет с завода.
— В пять часов. Вот мой приказ. Я хочу еще раз осмотреть ферму.
— Хорошо, солдатик мой, — засмеялась Берта. — В пять, так в пять.
Руди пошел к себе в комнату. А Берта, сияя от счастья, принялась готовить угощение.
Часовая стрелка наконец-то подползла к пяти. Берта остановилась перед зеркалом, еще раз бросив взгляд на свой красивый свитер. Потом тихонько вошла в комнату Руди.
Во сне лицо его стало мягче и казалось совсем детским. «И такой птенец должен пройти через все ужасы войны!» — вздрогнув, подумала Берта. Многих убивают на войне, но то чужие сыновья, а ее мальчик будет жив и невредим. Бог, конечно, сохранит его матери. Берта нагнулась и нежно поцеловала его в лоб. Как он похож на отца, подумала она. Глаза и волосы у него темные, как у нее, но во всем остальном — вылитый отец: толстый нос, густые брови, тяжелый квадратный подбородок. Конечно, он не похож на киноактера, но у него отцовский мужественный склад лица — настоящий немецкий крестьянин из здоровой семьи. В конце концов, самое важное — характер и кровь, а не красивый нос. Не у каждой матери такой заботливый сын, как ее Руди: он так аккуратно шлет письма и привозит подарки. Отец его был хорошим человеком и хорошим фермером, таким же будет и сын.