Шрифт:
Скоро свидания с Екатериной Михайловной обратились для Александра II в необходимость. Он хотел, чтобы она его повсюду сопровождала, в частности, в его ежегодных поездках на воды в Эмс.
Император со своей свитой занимал отель «Катр-Тур», а княжна Долгорукая и сопровождавшая ее госпожа Ш. останавливались в соседней вилле «Petit Elis'ee». В июне 1870 года на этой вилле Екатерина Михайловна была посвящена в государственные тайны, за которые дорого бы заплатило французское правительство.
Я имею в виду важные переговоры, которые происходили в то время между Александром II, Вильгельмом I, князем Горчаковым и Бисмарком.
Александр II и кайзер Вильгельм. Берлин.
6 сентября 1872 года произошла встреча трех императоров: Вильгельма I, Франца Иосифа I и Александра II. Государи обещали друг другу, что никакие разногласия не одержат вверх над соображениями высшего порядка, и обещали подержать мир в Европе. Встреча заложила основы так называемого «Союза трех императоров»
Августейший друг Екатерины Михайловны объяснил ей всю запутанность европейского положения. Он рассказал о неизбежности военного столкновения и вытекающей отсюда необходимости для России возобновить свой союз с Пруссией, обеспечив России некоторые преимущества на Востоке.
Месяц спустя, когда кандидатура Гогенцоллерна сыграла роль спички в пороховом погребе, Александр сказал Екатерине Михайловне: «Видишь, я был прав!.. Вина Франции несомненна».
Его уверенность несколько изменилась после Седана. Внезапное крушение императорской Франции, победоносное шествие германской армии к Парижу, бешеное развитие германского национализма, неожиданное и чрезмерное усиление Пруссии заставили его задуматься. Несмотря, однако, на все это, его личные симпатии оставались на стороне его дяди Вильгельма, и он их открыто проявлял. К тому же царь считал себя неразрывно связанным с Пруссией Эмским соглашением.
29 сентября он принял Тьера, который умолял его стать во главе нейтральных государств, дабы обуздать вожделения Германии и принудить ее уважать европейское равновесие.
Многие полагали, что Тьер сделал неправильные выводы из приема, оказанного ему царем; говорят, что он приписал слишком большое значение сочувственным, любезным и похвальным словам, которые относились не столько к Тьеру как представителю Франции, сколько к нему лично, выдающемуся государственному деятелю, заслужившему всеобщее уважение.
А между тем, лишь только аудиенция была кончена, Александр I следующими словами охарактеризовал представителя Франции:
«Он глубоко заинтересовал меня. Какой поразительный ум!.. И какая вера в возрождение Франции. Он так уверен в ее быстром возрождении, что предложил даже мне союз… Это благородный человек и большой патриот. Я охотно бы сделал что-нибудь для него».
Но Александр II не сделал ничего. Он не понимал еще тогда той опасности, которую представляет для России создание Великой единой Германии. Понял он это три с половиной года спустя, когда наступил кризис 1875 года.
Глава IV
Беременность Екатерины Михайловны. – Тайные роды в Зимнем дворце. – Возмущение царской семьи и опасения за будущность династии. – Резкое осуждение светского общества. – Вторая беременность фаворитки. – Поведение царя возбуждает вновь негодование. – Граф Шувалов докладывает царю о неудовольствии, возбуждаемом его связью. – Отставка графа Шувалова и назначение его послом в Лондон. – Вопрос о гражданском состоянии незаконных детей. – Тайным указом Александр II возводит детей в княжеское достоинство и дает им фамилию Юрьевских. – Франко-германский кризис в 1875 году; воинственная политика Бисмарка. – Личное решающее вмешательство Александра II в пользу Франции. – Екатерина Михайловна сопровождает Александра II в Берлин. – Третья беременность
К концу осени 1871 года важное событие в жизни Александра Николаевича и Екатерины Михайловны грозило нарушить их спокойное счастье. Екатерина Михайловна почувствовала себя беременной.
В ней это событие вызвало лишь радость, гордую и восторженную радость первого материнства. Но Александр II был потрясен.
Он был испуган этим известием, считая, что материнство Екатерины Михайловны будет публичным доказательством ее бесчестья. Правда, страх перед тайной полицией внушал такое почтение по отношению к особе государя, что можно было быть спокойным, что никто не решится открыто злословить. Но чего только не будут говорить полушепотом при закрытых дверях?!
Его угнетала и другая мысль, ничего общего с моралью не имевшая. В страсти, питаемой им к Екатерине Михайловне, значительную роль играло эстетическое чувство. Он видел в ней совершенный образ женщины, и он боялся, что этот совершенный образ исказится в беременности и родах. И, наконец, суеверное предчувствие говорило ему, что роды подвергнут ее жизнь смертельной опасности.
Все, однако, обошлось благополучно. Беременность протекала нормально, без всяких осложнений. Внешний вид Екатерины Михайловны так мало изменился, что даже невестка ее, в особняке которой она занимала отдельное помещение, не подозревала о ее беременности.