Шрифт:
Была тишина. Я была одна.
Время тянулось долго. Тело болело, а я не могла согреться, до момента, пока в теле не разгорелся сильный жар. Состояние ухудшалось и дополнялось пессимистичными и не радостными исходами, которые логически выстраивались в моей голове.
Пора было осознать, что все было ужасающе плохо. Температура в теле повышалась, а время продолжало свой ход. Горло сушило и ужасно хотелось воды, но силы, чтобы встать мгновенно исчезли.
За дверью послышался шорох, который насторожил. Замочная скважина болталась с ключом с той стороны, а за тем яркий и раздражающий глаза свет ослепил меня сразу же. Жмурясь, я заставляю себя посмотреть, кто вошел в комнату. Это был мужчина, Хоффман старший со стулом в руках.
Он слабо улыбнулся, но внутри я знала, что это не был дружелюбный жест, больше, как маска. Это пугало. Я не знала, что он задумал. Филиган проходит к середине темного, жуткого помещения, что по строению действительно напоминало какой-то подвал под домом, и ставит напротив меня стул, садясь на него.
Мои глаза слезились, но только от плохого самочувствия. Всеми силами, что остались во мне, я боролась и пыталась показать полное безразличие к тому, как пристально он мог разглядывать меня, словно я какая-то важная статуэтка скульптора, но ее не жалко было разбить. Это было печально.
– Ты знаешь, где ты? – первое, что спросил он. Голос был мягок, как тогда, в кафетерии, когда я еще не знала, какой он на самом деле. Я молчала, не хотела говорить, и даже в подсознании понимала, что физически сейчас не смогу заговорить.
– Милая, говори же со мной.
Я ненавидела этого человека. Он нес за собой слишком много бед, и только с его приходом, мир словно разрывался на части.
– Жутко выглядишь, если честно, – мужчина смог поддавить свой смешок, но я не спускала своего взгляда с него. Было отвратительно, но я не буду сдаваться так быстро. – Розали, перестань. Мы будем друзьями, пока нет Нильса. Тебе нечего бояться. Тебе ведь нужна помощь? Наверняка ты бы хотела принять горячий душ и согреться, не так ли?
Сердце сдавило в груди от упоминания о Нильсе. Стало невыносимо больно, от чего слезы градом полились по щекам. Где он? Почему он позволяет этим людям пугать меня и унижать?
– Я вас ненавижу, – кратко изложила я свою мысль. Горло заболело, запершило. Голос был слабым и хриплым. Горели связки на шее.
– Ты не первая и не последняя. Но я тебе пытаюсь помочь, понимаешь? Наверху есть туалет, спальня, большая теплая кровать. Еда, вода, все удобства. Моя горничная поможет оправиться тебе.
– Зачем? – я не могла говорить много, но он понимал, что именно я спрашиваю.
– Тебе нужно набраться сил, – едко усмехнувшись, он искоса посмотрел на меня. – Или ты хочешь так ужасно выглядеть, когда придет Нильс?
И словно после этого имени мир останавливался и бежал дальше. Гордость не позволяла соглашаться на какую-то помощь. Но физически потребности брали свое. Хотелось в тепло, безумно хотелось в душ и туалет. Лечь, забыть обо всем.
Но забыть о том, что из-за меня страдали люди – невозможно.
– Оставьте меня, – отводя взгляд, я покачала головой. Лучше я тут умру, нежели по своей воле пойду за этим человеком. Никогда.
– Это было настолько предсказуемо, милая, что ты не оставляешь мне выбора.
Я настороженно дернула взгляд обратно на мужчину, который поднялся. Спиной, я почти вжалась в стену, напрягая плечи и хмурясь. Хоффман подошел ко мне, не спрашивая, чего я хочу, и хотела ли я чего-либо, он рывком хватает за края курточки, поднимая меня на ноги.
Было сложно стоять, держать равновесие. Я бы не смогла идти сама, но и к этому не привели следующие действия Филигана, когда он приподнял меня на руки.
Мне хотелось находиться от этого человека как можно дальше. Но я не могла, и это доводило мое сознание до переломного момента, когда я начала бороться сама собой, забывая обо всем другом.
А Нильса не было, он не врывался во все двери, крича, чтобы меня отдали ему обратно в руки, не угрожал, не было ничего. Словно, его не существовало. И я не первый раз задаюсь вопросом: почему страдаю я, почему страдают люди вокруг меня?
Почему мне не хотят помочь?
***
POV Nils Verkoohen:
Я был на заднем дворе загородного съемного номера мотеля, сидя на лавочке, и выкуривая поочередно сигареты, смотря на пустую улицу. Прошло почти шесть часов с того момента, когда телефон Розали перестал работать и принимать звонки. Шесть часов, когда я слышал ее крик и плачь с ядовитым голосом одного из ублюдков, что существовали в этом мире. Шесть часов, когда миссис Мерфин обвинила во всем меня, рассказав с горьким страданием, что было с ее внучкой, и как Гарри оказался в больнице.
Я не мог говорить, у меня отняло речь, когда по моей вине, они расправлялись с дорогими мне людьми. В груди щемило, а слезы давились наружу, которые я всеми способами заталкивал обратно.