– Доброе утро, голубчик. Как спалось?

«Он меня видит?! Что происходит? Неужели…»

– Не пытайтесь, золотце, освободиться, лежите уж смирно. Физиологически вы довольно-таки странный экземпляр, не скрою, я поражен. Но той дозы наркотика, что я вам вкатил, хватит, чтобы оглушить роту солдат. Если бы даже вам удалось встать, вам и шагу отсюда не сделать. А сердечко у вас могучее, да-с, я поражен. И весьма.

– Ч-ччто… <язык не ворочался абсолютно, проклятый свет ввинчивался в мозг, подобно буравчику, тело не ощущалось вовсе>.

– Что я собираюсь с вами делать? Ну как же, голубчик, как же! Вы послужите бесценным материалом для опытов. Обычный человек, рядовой, так сказать, индивидуум – одна статья, но вы, с вашей уникальнейшей нервной системой – совсем другое дело!

Старик исчез из поля зрения, послышался звон железа о железо. Флай еще раз попытался потянуться, но руки и ноги, видно, накрепко были прикручены к столу.

– К сожалению, – выскочил Пров Провыч, как петрушка из коробочки, – времени у нас не так много. Пять дней всего. А столько нужно сделать!

– Зав. Тра. («Сюда придут», – хотел выговорить.)

– Завтра суббота, дорогуша! Выходной. И воскресение – выходной. А следующие три дня лаборатория в бесплатном отпуске – спасибочки администрации! Ну-ну, лежите-лежите, отдыхайте. Вы понадобитесь мне целиком, с вашим незамутненным сознанием. Вот завтра действие наркотика кончится, там и займемся.

Флай закрыл глаза и настойчиво собирал свои ощущения, сбивал их в строй; было муторно.

– Да, голубчик! Не старайтесь вы так с вашей невидимостью. Плюньте – все равно уж попались, не морочьте мне голову. Я вас и на ощупь…

«Не сомневаюсь».

Колодный ушел, погасив свет. Он ходил неслышно, как домашний кот.

«Как он меня подловил? Не иначе обладает сенсорным чутьем, как и я. Почему я не заметил нападения? Был оглушен. Скорее всего, газом. Он говорил о наркотиках, значит, еще и уколы мне делал. Сколько же во мне сейчас плещется дряни?»

Посторонний хорошо понимал, что сутки без движения грозят застоем крови и развитием процесса омертвения тканей, но в нынешнем своем состоянии был бессилен что-либо предпринять. Можно укорять себя за беспечность, можно действовать. Флай принялся раскачиваться в надежде ослабить путы, но очень скоро понял, что занят самообманом – судя по всему, его сдерживали железные скобы, накрепко вделанные в твердую неподвижную основу.

Для того чтобы увеличить свою силу, Флай попробовал было избавиться от одного из пяти «шань», угнездившихся в его нутре. Осторожными ментальными движениями распутал жертву, освободил от паутины защитных импульсов и подтолкнул горячий, дряблый шар к выходу. Не тут-то было. Освободиться от полупереваренной энергии не удалось; необходимо было для начала встать или сесть, принять определенную позу; да и похоронить, скрыть после отторжения это псевдосущество тоже было негде.

Что за невезение! Флай не страшился боли: что боль – позор был нестерпим! Грузные, мешковатые, сонные мысли – последствия наркотика. Даже сосредоточиться как следует не удается. Флай решил ждать и действовать по обстоятельствам.

Острый оранжевый лист пламени с фиолетовой каемкой на конце: профессор Колодный включил горелку, демонстрируя ее Флаю.

– Сейчас вам будет больно, – заботливо предупредил он.

Пламя жадно лизнуло оголенную грудь Постороннего, рыжеватые волоски скрутились, вспыхнули и истаяли, пахнуло паленым, боль разъяренной осой впилась в нежную плоть.

– Не нужно терпеть. Кричите, – посоветовал профессор.

Флай подождал, пока волна боли накроет его целиком, растворит в себе. Затем волна неохотно отхлынула.

– Что вы делаете с этими кассетами? Кто ваш заказчик?

Пров Провыч добродушно рассмеялся, показав белоснежные крепкие зубы.

– Ну, к чему вопросы? Лежите смирно. Ваше дело маленькое.

– Вы ведь не на правительство работаете. Или мышиные крики в большой цене у садомазохистов?

– Нет, родной вы мой. И членом тайной секты флагеллянтов я тоже не состою.

Еще трижды Пров Провыч использовал горелку, помечая его тело багровыми полосами. Флай больше не мог терпеть и закричал: боли стало слишком много, часть просилась наружу. При этом отметил с некоторым удивлением: как странно, что, даже пребывая в геенне огненной, откуда-то берутся силы на крик.

– Интересно, – сказал профессор, делая пометки в блокноте.

– Теперь перейдем к иссечению тканей, – и взялся за скальпель.

Когда Флай открыл глаза, выныривая из засасывающей трясины небытия, Пров Провыч стоял рядом, заботливо протирая его виски чем-то сильнопахнущим.

– Что же вы так, голубчик, – укоризненно говорил Колодный, – у нас с вами еще долгие часы работы впереди, а вы этак расползлись, а?

Ненависти к нему Флай не испытывал, врагом не считал: просто существо, которое необходимо уничтожить. Нелегкая и неотложная задача.