– А чернявую?

– Пусть сидит, здесь оно надежнее. Она мне не помешает – хохотнул Сашка.

***

Потом он подошел ко мне сзади и крепко прижал к себе. Его большие жесткие руки, ставшие такими чужими за это время – беспорядочно елозили по телу.

– Ну наконец-то! Ты знаешь, маленькая сучка – а ведь ты меня обидела очень сильно! Да, очень сильно… А что, мы уже без белья ходим? – он больно сдавил мне грудь – хм, интересно – и здесь тоже? О-о-о, мне это нравится! – подтолкнув меня к столу, он принялся задирать юбку. – Знаешь, я сказал себе, что никого не трахну, пока тебя не верну – он резко нагнул меня, прижав шею и верх спины к столу рукой.

Нестерпимо болел живот – хорошо, что высота стола оставляла немного пространства – и живот не был так прижат, как грудь и голова. Со связанными руками я ничего не могла сделать – и только упиралась щекой в грубые доски столешницы. В двух метрах передо мной сидела Мила и с ужасом наблюдала за нами. Сашка резко и больно вошел в меня – но мне уже было абсолютно все равно, что он там делает – лишь бы побыстрее закончил. А он все распалялся в такт своим движениям:

– Вот… я… тебя… и… вернул! И …никуда …ты …от …меня …не …денешься! Просто… ты – …моя, …уясни …это …наконец! А …свое …я …никому …не …отдам! Только… только… только… только… моя…

Он наконец-то закончил свой монолог. Покровительственно похлопал меня по ягодице, опустил юбку и отпустил. Я тяжело прошагала в угол комнаты и там уселась, опершись о стену. От боли и унижения по щекам катились слезы, ничего не хотелось – ни жить, не разговаривать…

– Да ладно тебе горевать… Что, совсем не понравилось? Ну – как знаешь. Чуть позже я тебе руки развяжу, а пока не буду – что-то мне состояние твое не нравится…

Сашка, по-видимому – после секса пришел в благодушное настроение. На полу что-то промычала Мила. Он подошел к ней.

– А тебе чего, чернявая? А ну-ка встань! – он помог ей встать, поддерживая за локти. – Ух, какая! – Сашка стал бесцеремонно играть с грудью Милы – знаешь, Тань – нравится мне все это – леса, горы, красивые бабы и никакого надзора и законов. И всего-то что и нужно было – прижать перепуганную писклю… Так чего мычим? А, ну да. Внимание – эпиляция! – он одним движением содрал скотч с губ Милы. Она вскрикнула от боли.

Сашка провел пальцем по покрасневшей от резкого рывка щеке:

– А так ты еще лучше. Как зовут-то тебя, чернявая?

– Мила – она вызывающе смотрела ему в глаза.

– Мила… Горячая лошадка и дерзкая, да? Так что ты хотела, Мила? Чего мычала? Или тоже развлечься хочешь? Чуть позже, детка, чуть позже…

– Мне нужно выйти по нужде.

Сашка, казалось – был выбит из колеи:

– Э… И что ты мне предлагаешь? За тобой со стволом в кусты идти? И помогать тебе? Или развязать, отпустить и ждать потом, когда вернешься?

– Я не уйду. Я не оставлю ее одну – произнесла Мила каким-то низким грудным голосом.

– Даже так? Ну ладно – иди. Только учти – если обманешь – твоя подружка пойдет по кругу, там уже не до церемоний будет.

Сашка достал нож – нож Олега – автоматически отметила я – и перерезал скотч на руках Милы. Мила с сочувствием посмотрела на меня, шепнула «я вернусь» – и вышла.

– Вот как? И подружки у тебя здесь появились? А у нас-то – не было. А почему так? Молчишь? Невежливо, однако… А ножик вот смотри какой я у того красавчика с томными зенками забрал – ничего тебе не напоминает? Made in Sweden – вряд ли здесь такие выпускают, а? Ты приволокла или твой дружок доктор? А где он, кстати? У меня дело к нему есть – как думаешь, сможет он тебя безопасно от пуза избавить? Молчишь? Ну, посмотрим – спешить нам некуда. У моей женщины не должно быть чужих детей.

Мне было абсолютно все равно – что он там задумал, выживет ли мой ребенок и выживу ли я. Даже если бы он меня сейчас пустил «на круг» – меня бы, наверное, это не очень впечатлило. На меня стеной наваливалась апатия, равнодушие – хотелось просто уйти из этого мира – где нет больше Олега и Домки, где эта жестокая тварь теперь властвует над всеми благодаря никчемной железяке… Я даже не увидела, когда вернулась Мила, хотя мои глаза были открыты. Почувствовав, как она вытирает мне слезы – я начала понемногу приходить в себя. Мила шептала мне на ухо:

– Танечка, милая – крепись! Здесь рядом Ефим, он поможет нам убежать. Они охраняют дом снаружи, а просто перестрелять их не получится – мы ведь с тобой как заложницы. Лысый под окном, а спитый в дверях – вон, держит нас под прицелом. Остальные трое сейчас у костра. Они разрешили мне ненадолго подойти к себе и велели сейчас же возвращаться – сама знаешь, зачем. Так что сейчас или никогда… Танечка, приди в себя, другой возможности не будет – я же не могу тащить тебя на себе! На вот воды – я им сказала, что воду тебе несу. Давай – развяжу руки. Да что же это за материя такая?! Как же ее развязать?