– Какие дела, Ваня?

– Одно дело: дождаться, пока они уедут. А потом и мы тронемся. – Вдруг вспомнил: – Да, секретарша эта моя – по найму или выдвиженка из своих?

– Из отдела связи. Машинистка на факсе.

– Пусть туда и возвращается. Если есть разница в зарплате – возмести. Нам лишние траты не нужны.

Полковник Лапин смотрел, как в труповозку запихивали носилки с телом бедного Вени. Подошел врач, спросил:

– Что тебя интересует, Костя?

– Все, – лаконично ответил Лапин.

– Все только после вскрытия. А сейчас могу сказать, что, скорее всего, перебиты шейные позвонки и смерть наступила часов шесть-семь назад.

– Джип со спущенным колесом стоял почти на дороге шесть часов, и никто из водил, хотя бы из солидарности, не соизволил остановиться, – самому себе сказал Лапин. Стоявший рядом опер из местных счел нужным уточнить:

– Патрульная машина обнаружила труп час пятнадцать назад. У убитого найдены документы на имя Золотухина Вениамина Исидоровича.

– Коим он и был на самом деле, – добавил Лапин и, глядя вслед удалявшейся труповозке, спросил незнамо у кого: – За что мне все это?

После Покрова на трассе Москва – Нижний Новгород стало посвободнее, и Дима дал «хонде» полный газ. Радость движения, радость от встречного ветра, от слияния с живым металлическим конем, безмерная радость бытия. Не езда – полет…

В аппаратной, оборудованной всевозможными ноу-хау, сидел молодой человек и не отрываясь следил за медленно-медленно перемещавшейся по подробнейшей карте Центральной России, воспроизведенной на огромном экране, маленькой красной точкой.

Голос из невидимого репродуктора спросил:

– Где он сейчас?

– Миновал Юрьевец. Жду развилки перед Владимиром. Фиксация пока превосходная.

– Следить до окончательной остановки, – распорядился голос. – Точку прибытия определить со всевозможной точностью. Данные о месте пребывания объекта после пятичасовой паузы спустить по каналу Пекаря.

Опять метаморфоза. Не хиппующая герлуха, не экстравагантная театральная метелка, не кожаный мальчик-байкер – скромная девица в изящном платьице выскочила из подъезда в солнечное утро. Играя светлой спортивной сумкой, она, увидев неприметный «фольксваген», уже шагом чинно направилась к нему.

За рулем «фольксвагена» сидел симпатичный мэн лет сорока с хвостом, по виду и прикиду преуспевающий клерк. Ольга подошла к автомобилю со стороны водителя и, поцеловав клерка в охотно подставленную щеку, вместо приветствия поздравила:

– С настоящим летом, Вася, – и, обойдя радиатор, устроилась на сиденье рядом с ним.

– Так куда? – спросил он.

– Как куда? Под солнце.

– А сейчас мы где?

– Сейчас мы под потолком. Поехали.

– Сначала решим куда.

– Куда глаза глядят.

– А куда глядят твои глаза?

– Туда, где чистое солнце, вода и песок.

– Что ж, в конторе у меня сегодня тихо до позднего вечера. Махнем за город?

– А у меня в два важное сборище зеленых.

– Без тебя никак не обойдутся?

– Никак.

– Тогда в Сербор.

«Фольксваген» развернулся и ревко побежал по Тверской, Беговой, Хорошевке.

Народу на пляже еще немного – не сезон пока. Так, редкие кучки наиболее продвинутых пляжников. Но отрывались они по полной программе: с гортанными криками играли в волейбол, с визгами на предельных децибелах носились по пляжу, а выпивали, конечно, тихо, без лишнего шума.

Клерк Вася, скинувший тысячедолларовый костюмчик, рубашку с галстуком и все прочее, что мешало загорать, обнаружил атлетическую стать. Он с закрытыми глазами лежал на спине, а Ольга, пристроив затылок на его мускулистом животе, сквозь темные очки смотрела, сощурясь, на сверкающую Москву-реку.

– Сейчас засну, – вяло проговорил Вася.

– «Не спи, не спи, художник, не предавайся сну», – на автомате процитировала Ольга.

– Я не художник, – сонно возразил Вася.

– Следовательно, можешь спокойно спать. Но Пастернак под художником понимает творческую личность вообще. А ты ведь у меня творческая личность?

– В какой-то степени, – согласился он.

– Так какого худенького ты бесстыдно дрыхнешь!? – вдруг заорала она так, что Вася вздрогнул и вмиг растопырил глазки. А Ольга уже почти нежно продолжала: – Вася, скажи мне что-нибудь хорошее.

– Я без тебя жить не могу, – признался он, подумал и добавил: – А уж с тобой – тем более.

Она стремительно развернулась и острым кулачком умело ударила его в солнечное сплетение. И почти одновременно мяч, случайно выскочивший из кружка игравших, попал ему в голову. Он сел, обхватил руками колени и обиженно бросил: