— Брат, — протянул Рев, — наши мысли так сходятся. Мама бы нами гордилась.

В глазах Ривера вспыхнула какая-то эмоция, но так быстро исчезла, что Ревенант не смог разобрать что именно, хотя напоминало гнев. Потому что, да, ужасно думать, что они двое — близнецы.

Появился Кхамаэль, одежда которого превратилась в обугленные лохмотья, а лицо и руки покрывала кровь. В голубых глазах читалась дикость, и Рев был уверен, что брови и ресницы архангела были подпалены.

Это какое-то забавное дерьмо.

— Значит, — начал Ревенант, медленно подходя к сцене, — ты говоришь, что тогда, когда родились мы, у вас не было способа нас вызволить. А позже?

Габриэль провёл ладонью по лицу.

— Слушай, Ревенант, с самого начала у нас были связаны руки. У Сатаны в рукаве была вся колода карт. Нам повезло, что удалось вызволить хотя бы одного ребёнка. Нам привели Ривера, и мы смирились.

— Чистая случайность, — вставил Рафаэль, но его тон передавал разочарование небес к этой сделке. Очевидно, разговоры о Ривере ему, как серпом по яйцам.

Ревенант знал это чувство, и ему стало противно от того, что у него с Рафаэлем появилось что-то общее

— И вы сдались. — Рев был уже у сцены, и архангелы начали потеть. — Оставив меня, расти в аду, а мать страдать, вы про нас просто забыли.

— Не забыли, — возразил Михаил. — Пытались уговорить вашу мать уйти. — Некоторые повернулись и уставились на Михаила… Разве не занятно, они не знали, о чем говорил Михаил.

— Что ты хочешь сказать? — спросил Ревенант. — Как она могла уйти?

Габриэль схватил со стола оловянную чашу и опрокинул её содержимое себе в рот, прежде чем впиться взглядом в Ривера.

— Ты знал, что твоя мать могла покинуть Шеул с тобой? — спросил Габриэль. — Но она выбрала остаться там, даже зная, что ей больше не представиться такая возможность.

— Метатрон говорил об этом, — ответил Ривер, и, впервые, Ревенант услышал в голосе брата дрожь. — Кое-что рассказывал.

Рев мог лишь вновь и вновь тяжело глотать, пока его слюнные железы вырабатывали все больше слюны, чтобы смочить пересохшие губы.

Наконец, ему удалось прокряхтеть:

— Почему? Зачем она осталась?

— Чтобы защитить тебя, — ответил Габриэль, выражая тоном своё неодобрение к её решению. — Она знала, что Ривер будет в безопасности и проживёт хорошую жизнь, даже если не она его воспитает. Но ты был обречён жить в аду, и она хотела по возможности защитить тебя. Она заключила сделку с Сатаной, что ты останешься с ней до десятилетнего — по человеческим меркам — возраста. Предполагаю, что сделка состоялась.

Ревенант, оцепенело, кивнул. Он считал, что после его рождения, мать против воли удерживали в аду. Вина превратила костный мозг в желе, и Рев не мог больше идти и остановился на алом ковре. Колени Рева дрожали, а внутренности сводило. Боже… мой. Мама пожертвовала всем ради него, даже зная, что вечность будет страдать. Он — причина её страданий.

— Она… — Он откашлялся от унизительной хрипотцы. — Она осталась со мной. Что получил Сатана в этой сделке?

Габриэль потупил взор.

— Прости, но мы не знаем.

Ревенант так дрожал, что едва мог стоять ровно. Он услышал, как на расстоянии что-то треснуло и ударилось, и осознал, что не только он дрожит. Здание тоже тряслось. Он посмотрел на пол, на котором проявились черные прожилки, разрастающиеся по аудитории, словно назойливый корни ядовитого растения.

— Убери его отсюда!

— Ривер быстрей!

— Он засоряет пространство!

— Мы предупреждали! Он — яд.

Но чьи это были голоса, он не знал, хотя разбирал каждое слово. Он почувствовал, как кто-то положил руку ему на плечо, и затем, словно разрушилось заклинание, Рев закричал, и молнии начали стрелять из его тела. Он услышал крики, вопли и как его звал Ривер…

Затем его схватили, словно зажали в тиски, и появилось внезапное, сумасшедшее чувство свободного падения сквозь облака, космос и огонь. Спустя вечность, это чувство прошло, и он упал на что-то чертовски твёрдое, а Ривер свалился на него. Внутри Ревенанта появился ужасный водоворот из боли, ярости и стыда.

— Ревенант! — голос Ривера едва достигал затуманенного сознания Рева. — Успокойся!

Всё в душе сжалось тисками с давлением в миллион фунтов, и Рев смог лишь закричать. Он кричал, как ребёнок, который видел, как его мать страдает за его проступки.

Он кричал, и кричал, и кричал. А когда замолк, на глаза навернулись слезы, а горло саднило, а вокруг на многие мили была лишь почерневшая, выжженная земля.

Даже Риверу досталось, его лицо покрывал пепел, а одежда дымилась. Спустя мгновение, его брат вновь стал выглядеть по обыкновенному, словно ничего не произошло.