Однажды, несколько лет назад, один из братьев пытался лишить его этого права и попытался убедить в этом мать. Она сказала: «Нет, мы – семья. А в семье принято так!» Василий слышал эту беседу, и, несмотря на то, что мама отстояла его права, он не был благодарен ей. «Принято у вас! А у меня будет принято послать вас всех к чёрту лет через пять!» – думал он с нарастающим раздражением. Ему казалось, что с каждым годом его семья убивает в нём всё человеческое. Он становится каким-то безэмоциональным.

Всякие силы бороться с правилами и мировоззрением своей же семьи исчерпываются, и он начинает огрубевать изнутри. Это сильно беспокоило Василия.

Увидев гроб в коридоре, он подошёл к нему. «Они и гроб заказали. Не много ли затрат на розыгрыш такого мелкого члена семьи, как я? Затраты, затраты…Так вот в чём дело!» – будто нашёл ответ на вопрос Василий. «Этот весь цирк из-за бюджета, из-за того, что я не хочу отдавать свою часть денег! И что же, они решили меня свести с ума? Или какой у них план? Я, конечно, недолюбливаю свою семью, но даже от них этого сложно ожидать. У нас в семье есть законы, законы, которые с течением лет оглашала наша мать. Кстати, никто никогда не спрашивал: почему так, а не иначе? Неважно, главное, что это противоречит законам, по которым мы живём, – Василий прервался. – Хотя сегодня один закон, а завтра – другой… Ну, что ж, раз уж кое-какие деньги потрачены на гроб, тем более – для меня, нужно, так сказать, примерить».

Василий подошёл к гробу, присел около него и стал щупать материал. В коридоре было очень темно, практически невозможно было видеть. Василий был вынужден изучать этот, как его называли в их посёлке, «страшный ящик» путём осязания. «Угу, материал из обычного, какого-то недорогого дерева. А что ещё можно было для меня ожидать? Из красного дуба, что ли? В размер-то хоть попали?» Василий аккуратно стал забираться внутрь. В этот момент его пронзила дрожь. Казалось бы, лечь в какой-то ящик и полежать там пару минут. Но это не просто ящик, это гроб. Эта мысль вызывала бурю страшащих ощущений. Тем не менее, он довёл дело до конца. Он лежал как полагается, скрестив руки, смотря в потолок, которого из-за темноты не было видно. «Размер идеален, – пронеслась мысль. – Они что, в самом деле настолько серьёзно подошли к розыгрышу, что даже размер подобрали тютелька в тютельку? Какая соблазняющая темнота, как хочется закрыть глаза и заснуть. Очень хочется спать. А что, может, и вправду заснуть прямо тут? Ну, раз я у них умер сегодня?» Василий стал засыпать лёжа в деревянном гробу. Вдруг он услышал голос, звучащий, казалось бы, из темноты и одновременно в голове:

– А ну-ка, Василий, встань. Ещё рано засыпать. Ты сначала определись, ты умер или нет?

– Кто это? – ленясь открывать глаза и не желая вставать из удобного положения, спросил Василий.

– Я, твоя жизнь. Ты вот сам запутался и меня теперь запутал.

– Жизнь моя, – повторил Василий без эмоций, – со мной играют шутку, злую шутку. Объявили меня сегодня умершим. А я, видишь, живой.

– А с чего ты взял, Василий, что ты живой? Лежишь, вон, в гробу, спишь, отдыхаешь.

– Так это я…

«Действительно, глупый поступок», – подумал Вася.

– Это я так, развлекался…

– Вот послушай, Василий, в общем-то непростой у тебя выбор: либо в дальнейшем тебе придётся доказывать, что ты живой, либо просто признай, что ты умер, и начнёшь жизнь сначала. Вот тебе всё как будет, без прелюдий.

В темноте ничего не изменилось, но возникло ощущение, что это нечто, с которым только что общался Василий, ушло или улетело. Он поднялся, отряхнулся, будто лежал в каком-то пыльном месте, и отправился спать в свою комнату.

Проснувшись утром, Василий оделся и пошёл умываться. Он прошёл мимо сестёр и матери, ничего им не говоря. После он зашёл на кухню, где его мать и две сестры сидели и что-то считали, записывая на бумаге.

– Что считаете? – спросил Василий.

Ответа не последовало. На него вообще не обращали внимания, будто его и не было.

– Ладно, я понял. Берите мою долю и делайте с ней, что хотите, если вопрос ставится таким образом.

Никакой реакции всё равно не последовало.

– Ау! Может, хватит!? – повысив голос, прикрикнул Василий. В этот раз отреагировала его мама, печальным усталым голосом:

– Не кричи, Вась, у нас горе, не до тебя сейчас. Вечно ты не к месту встреваешь.

– Какое у вас горе?

– Сынок мой, Васенька, вчера днём скончался, – сказала мать и снова заплакала.

Тут же сестры подхватили плач, и на кухне невозможно стало находиться. Женский плач вперемешку с визгом и истерическими воплями – Василий не выносил этого. Он вышел из кухни. «Значит, вот так, да? Решили превратить эту идиотскую шутку в абсурд? Хорошо!» Василий вновь вошёл в кухню.

– Мама, а скажи мне, когда меня будут хоронить?

– Завтра, сынок, в девять утра.

– Не против, если я приду? – с иронией спросил Василий.

– Конечно, сынок, Васенька был бы рад, – серьёзно и так же опечаленно ответила мать.

Весь следующий день Василий лежал на кровати у себя в комнате. Он слышал, как его мама и сёстры по телефону решали вопросы о похоронах, узнавали расценки, какие-то документы, относящиеся к этому. «Что за бред? Да что за чушь? – снова раздражаясь, думал Василий, – в чём шутка? Где тот момент, когда я должен буду засмеяться? Надо же, устроить такой спектакль из-за того, что я не пожелал отдать свою часть денег! Зачем же мне тогда давать право голоса? Такой закон, такие правила! Какие, к чёртовой матери, правила! Если я пользуюсь своим правом иначе, чем хочет большинство, меня хоронят заживо. Интересные правила! Всё потому, что нет никаких правил. Они просто должны быть, поэтому есть. Ну, ладно! Бог им судья. Меня больше интересует другой вопрос: что будет завтра в девять утра? Они что, на самом деле пойдут и будут проводить целую процедуру захоронения? Интересно, интересно. Интересно, когда всё это закончится. Я чувствую, чувствую, что моя внутренняя сила иссякает. У меня нет сил бороться с ними. Я понимаю: всё, что происходит в последние два дня, – это бред. И вся моя семья, вся моя жизнь – это полный бред. Но этот бред, он будто впитывает меня. Сначала я его на протяжении всей жизни, а теперь – он меня».