— Расскажи, как вы жили, пока я был в тюрьме. Интересно.

Я повернула голову и присмотрелась к нему. Его лицо серьёзно, нет даже намёка на улыбку.

— Ну, говори. Что было? Яркие радуги, мягкие пони и «мы свободны от садиста» — плакаты, а?

— Почти, — фыркнула я, невольно вспоминая прошлое. — Ты вправду хочешь знать? Что именно? Я же не могу пересказать тебе все десять лет по дням.

— О вашей любви расскажи.

Я состроила лицо, не понимая, зачем ему это знать.

— Эм… ну, любовь как любовь. Поцелуи, секс, ничего такого, — мне было неловко. Зачем ему эта информация? В конце концов, это личное.

— Умереть за него готова, а? И он за тебя готов, — повернулся ко мне Себастьян, теперь он лежал на боку, подперев голову рукой и прожигая меня взглядом.

— Готова. Но моя жертва не нужна была. Вообще — такая любовь — это просто куча страданий, — вырвалось у меня. — Из-за такой любви такая боль, что…

— Верно. Прелестно, да? Сильная любовь доставляет сильную боль. Вообще, поразительно. У вас такая любовь самопожертвования. Всё ради любимого… расскажи, как это чувствуется?

Я просто хлопала глазами. Какой же он странный.

— Для меня это — такая недоступная тема, — продолжал Себастьян. — Никогда такого не испытывал и не испытаю.

— А зачем это испытывать?

— Чтобы страдать, — фыркнул жених. — Жизнь — это сплошные страдания. Однако можно ловить с этого кайф. Как я это делаю, — улыбнулся он. — И тебе рекомендую.

— Тебе доставляет кайф то, что ты находишься под каблуком у своей мамаши?

Ой, зря я это сказала. Его лицо за секунду изменилось. Больше нет того рассудительного Себастьяна, который расспрашивал меня о любви, есть садист. Он взял меня за горло и ударил по животу, я скрючилась.

— Заткни свой поганый рот, — прошипел он мне в лицо. — Пока я тебе его на заткнул. Твоим же тампоном. А это идея, — отпустил жених меня, но только для того, чтобы вытащить из меня кровавый тампон и покрутить им перед моим лицом.

— Пожалуйста, не надо, — прошептала я.

— Я засуну тебе его в рот и отымею тебя сзади.

— Давай поговорим. Поиграем. В шахматы! — умоляла я, пока он водил предметом по моей губе. — Я начиталась учебников по стратегиям и хочу сразиться с тобой, — прошептала я, а после он заставил меня взять тампон в рот. Меня тошнило.

— Ну ладно, ладно, — вскочил он с меня. Разрешил выплюнуть. Я прошла в ванну, чтобы поставить новый. Там же чуть и не разрыдалась. — Ты наследила, — заметил Себастьян, сидевший в кресле. В кровати и по дороге в ванной действительно были оставлены кровавые капли.

Я уселась напротив него.

Себастьян — это просто маленький мальчик. Его настроение меняется слишком быстро.

— Ты считаешь меня плохим, однако ты не можешь скрыть, что для тебя я — всё ещё непознанная личность.

Я сделала ход конём. Мой живот крутило, и кровотечение стало более обильным.

— Ты относишь людей либо к чёрным, либо к белым, — соотносил Себастьян. — Твоя реальность — это шахматная игра. Однако если ты относишь меня к чёрным, а себя к белым, то это не значит, что во мне лишь злоба и эгоизм, а в тебе — жертвенность и доброта. Сама прекрасно знаешь, что в людях сочетаются разные черты доброго и плохого, а также у каждого есть слабые места — искушения. Я могу легко назвать ваш Стефаном главный грех — гнев. Тебе не кажется, что вокруг слишком много мести? Селеста мстит Джузеппе, ты Стефану когда-то, а я тебе. Мы все такие, что скрывать. А второй порок Стефана — похоть. В тебе — уныние. Дело в том, что легко можно заставить человека делать то, что тебе нужно, используя слабые места.

Если бы у меня не болел живот так, что мне хотелось одно — помереть, я бы серьёзно начала задумываться над тем, что он произносит.

— Возвращаясь к теме того, что не всё делится на чёрное и белое. Так же и я. Ты определила меня как «злого» и решила, что все мои речи с хорошим контекстом — это ложь. Однако такое суждение предвзятое и, с одной стороны, логичное, с другой — глупое. Люди слишком быстро узнают друг друга и жалуются на то, что им больше неинтересно. А у нас, Елена…. Хах, ты ведь не можешь сказать, что знаешь меня. Я для тебя всё ещё загадка. Это ведь захватывает, а?

Я походила ладьёй, а он ферзём съел моего коня.

— Тебе бы философию преподавать, Себастьян, — только и сказала я.

— Скажи, что я совершенен. Разве Стефан когда-нибудь беседовал с тобой так? Он вынуждал тебя задумываться о природе человеческой натуры? О грехах? Об искушениях? Всё, что он делал, так это открывал Камасутру и вынуждал тебя у себя сосать. Он как животное, Елена.

— Иди к чёрту, Себастьян, — пробормотала я. Мне больно, что он оскорбляет Стефана.