Собственно фильма Димитрий почти не запомнил – он слился в одну вязкую пугающую массу.

– Зима не за горами, мой мальчик, – произнёс Зиновий Фёдорович. – Азия, полагаю, уже в глубокой заднице. Если ты понимаешь, о чём я говорю.

– А почему так произошло?

Вместо ответа (вернее, перед ним), Зиновий Фёдорович протяжно посмотрел на своего молодого друга: "Иш ты… как выбухал… аллилуйя, долгополая. Мальчонкой под стол бегал, пузыри носом пускал, а теперь вот… жених. – Не к месту задумался: – Монашки считаются Богу невесты, а монахи, тогда, кем доводятся? Хм… Жаль, Димитрий, не бывать тебе митрополитом. Не придётся мне твою ручку целовать".

– Откровенность за откровенность. Я поделюсь размышлениями с тобой, а ты – со мной. Согласен? – Диакон согласился. – Вот если бы тебе посулили, Димитрий, что в момент твоей смерти весь Мир погибнет, это облегчило бы твою гибель?

– Вовсе нет! Напротив!

– Не торопись с ответом. Вообрази: ты принимаешь мученическую лютую казнь и понимаешь, что вместе с тобой сгинут и все твои мучители. Неужели это не принесёт тебе некоторого облегчения? А? Почти библейский сюжет, задумайся.

– Не понимаю, как это соотносится…

– А очень просто соотносится: Америка слишком давила на Северную Корею. В конце концов, корейцы решили, что им терять меньше, чем остальным – они не слишком-то избалованы жизнью. Они отбомбились по Японии. На таком малом расстоянии противоракетные системы даже не пикнули. За Японию ответили Штаты своими крылатыми ракетами. Корейцев поддержал Китай – атаковал американские авианосцы. Гуам, понятно, снесли не глядя, поскольку эта заноза под боком давно всех раздражала. Кто-то пульнул по Южной Корее… кто именно – до конца не понятно, да это и неважно – южанам всё одно не светило выжить в этом котле. Конфликт оказался слишком велик, чтобы мы оставались в стороне. Когда накрыло Приморье и Сахалин, президент открыл чемоданчик, надавил кнопку, ракеты полетели… А на всякое действие существует своё противодействие – так устроен Мир.

Зиновий Фёдорович красиво сложил руки перед грудью, а потом показал пальцами раскрывающийся бутон: "Бу-бух! Кра-кха-кха!"

Без малейшего перехода спросил, есть ли в монастыре винный погреб:

– Быть может, там осталось что-то, а? Хоть дюжина бутылочек красненького?

Димитрий потряс головой, удивился, как можно в такие моменты думать о вине.

– Не для пьянства, дурачок. Красное вино лечит.

– Я посмотрю… может у настоятеля было… в смысле осталось.

– Посмотри.

Вечером, прокручивая в голове разговор, диакон вспомнил про своё обещание: Зиновий Фёдорович хотел ответной откровенности, да ничего не спросил. "Запамятовал, очевидно. Но ничего, это даже хорошо". Димитрий решил, что это замечательный повод для встречи – порою ему становилось одиноко.

"Если это радиация, – рассуждал о смерти лесных зверей, – тогда рыба тоже должна пострадать".

Утром он спустился к реке, долго сидел на берегу. Удочку забросить побоялся (сам не понимая, почему), просто сидел и ждал. Ничего особенного не происходило. Всё, как всегда. В зарослях камыша стояла щука – охотилась на мелочёвку, пескари рыскали вдоль дна, плескались-рябили карасики. "Вот и славно", – подумал диакон. В душе установилось спокойствие, почти такое же, как после причастия.

От монастыря к Грачевскому посёлку лежала асфальтированная дорога. Примерно на середине к ней примыкала грунтовка, напоминающая лесную тропу. Если быть точнее, примыкали две тропы, бежавшие рядом. По этой дороге – через неглубокий лог, ручей и поле – можно было добраться до имения Зиновия Фёдоровича Гурьева.

Когда-то эта земля принадлежала деду Зиновия Фёдоровича; в революцию деда раскулачили и сослали в Сибирь (которая располагалось не очень-то и далече), усадьбу национализировали. В шестидесятые годы здесь устроили обкомовский санаторий (кто-то из обкомовцев был родом из этих мест, ностальгия взыграла), через пару лет санаторий переделали в пионерский лагерь (были времена, когда боролись с излишествами в органах власти), наконец – за недостатком финансирования – пионерлагерь забросили. Вывезли мебель и небольшие скульптуры из парка. Заколотили досками окна – крест-накрест, как в Великую Отечественную.

Зиновий Фёдорович – когда позволили доходы – выкупил фамильную землю. Бульдозером сдвинул с лица земли деревянные и бетонные строения – вычистил последствия социализма, построил каменную усадьбу (в большей части копируя усадьбу деда). Вернулось и прежнее название: Воздвиженская усадьба или просто – Воздвиженское.

С законной супругой Зиновий Фёдорович развёлся давно (в "прежние годы" – так он говорил), дочек пристроил к мужьям (вполне счастливыми браками), прислуги в доме не держал. Служила у него горничная, но и она – как это случилось со многими, – после двадцатого августа поддалась панике и исчезла в неизвестном направлении.