Возможно, Гитлер присутствовал на такой церемонии именно 2 июля 1908 года, когда конфликт между немцами и чехами особенно обострился. Люэгер, как всегда на таких мероприятиях, воспользовался поводом высказать свою точку зрения по поводу национального вопроса в Вене в целом. «Дойчес Фольксблатт» писала, что бургомистр «отверг подозрения, будто он ненавидит чехов, но со всей определённостью подчеркнул, что тон в столице империи задают немцы, а прочие должны делать то, что им скажут; приехавшие в Вену чехи должны подлаживаться под своё окружение, то есть, германизироваться».

Переселенцы должны понимать, «что земля, на которой выросла старая императорская резиденция, — это немецкая земля и таковой останется, что Вена не пойдёт ни на какие уступки славянским элементам, стремящимся в центр империи, что обязанность чехов и им подобных, пользующихся гостеприимством Вены, — не выпячивать свою национальную принадлежность, а влиться в немецкую среду» [1059] .

Люэгер любил повторять: «Вена — немецкий город и таковым останется!», причём слово «немецкий» здесь означало лишь языковую принадлежность и не имело отношения к планам присоединиться к Германии. Поэтому в глазах молодого Гитлера Люэгер был «германизатором» Вены.

Д-р Карл Люэгер, бургомистр Вены с 1897 по 1910 год

В 1908 году Люэгеру 64 года, он уже одиннадцать лет на посту бургомистра и пользуется такой любовью у населения, какой не удостоился никто из его предшественников или преемников. Он страдал тяжёлым заболеванием почек и почти полностью ослеп, но каждое из его всё более редких выступлений становилось для города большим событием. Его невероятную популярность признавали даже политические противники, например Фридрих Аустерлиц в «Арбайтерцайтунг»: Люэгер был «некоронованным королём, ратуша — его Хофбургом… Он был популярнее любого актёра, знаменитей любого учёного. Люэгер — это явление в политике, которым не может похвастаться ни одна столица. Такой любви человек может добиться только в Вене, и только такой человек, как Люэгер… Где ещё в мире мыслимо такое поклонение?» [1060]

Гитлера разделяет восторженное отношение венцев в бургомистру. Например, когда он пишет, что Люэгер — крупнейшее явление в муниципальной политике, самый гениальный бургомистр всех времён [1061] . Или: Под началом поистине гениального бургомистра почтенная резиденция императоров старой империи возродилась к новой чудесной жизни. Люэгер был последним великим немцем, которого породил народ колонистов Восточной марки [1062] . И ещё: Если бы д-р Карл Люэгер жил в Германии, его бы почитали как одного из самых значительных политиков нашего народа. То, что ему пришлось жить и работать в этом невозможном государстве, стало несчастьем и для его деятельности и для него самого [1063] . И ещё: Праздники, которые Люэгер устраивал в ратуше, были великолепны: он там царил. Когда он проезжал по улицам Вены, народ останавливался, чтобы приветствовать его [1064] . О важности этой фигуры для Гитлера свидетельствует тот факт, что уже тогда, когда началась его борьба, он всё ещё носил в портмоне в качестве талисмана медальку с портретом Люэгера [1065] .

Люэгер был мастером самопрезентации. «Красавчик Карл» любил появляться на публике с золотой бургомистерской цепью на шее, в окружении чиновников и муниципальных служащих, и особенно в сопровождении священников в ризах и служек, размахивавших кадилами на каждой церемонии, что бы там ни открывали — газовый завод или начальную школу № 85. Свита была одета в особую люэгеровскую «придворную форму» — зелёный фрак с чёрными бархатными обшлагами и жёлтыми пуговицами с гербом [1066] . Военные оркестры исполняли специально созданный «Люэгеровский марш».

Люэгер оставил в наследство потомству сотни памятных досок с прославляющей его надписью, они и сегодня встречаются в Вене: «Построено при бургомистре д-ре Карле Люэгере». Гитлер знал об этой причуде и упомянул её в 1929 году на партийном собрании НСДАП в Мюнхене: И вот мы видим, как к власти в столице Австрии приходит бургомистр д-р Люэгер и как он пытается упрочить и увековечить господство своего движения с помощью грандиозных построек, полагая, что когда слова отзвучат, заговорят камни. На каменных плитах повсюду гравируют: «Построено при д-ре Карле Люэгере» [1067] .

В Вене над люэгеровским тщеславием посмеивались, по большей части добродушно. Например, в юмористической газете опубликовали фотографию слонёнка из Шённбрунского зоопарка с подписью: «Появился на свет при бургомистре д-ре Карле Люэгере» [1068] . Даже однопартиец Люэгера прелат Йозеф Шайхер отмечал у постаревшего бургомистра «некоторую манию величия и презрительное отношение к людям» [1069] . Он «радовался, словно ребёнок, когда сильные мира сего обвешивали его всевозможными побрякушками и ленточками» [1070] . Хватало желающих «день и ночь ползать перед ним на брюхе, коленопреклоненно курить ему фимиам и бормотать: О, как ты велик!» [1071]

А вот мнение его политического противника Аустерлица: «Не думаю, что венцам нужно гордиться такой популярностью Люэгера. Его жизнь была подчинена одной идее — воле к власти», причём к его собственной власти. «Государство, народ, партия… — всё вращалось вокруг его «Я»», это было «просто какое-то болезненное помешательство, низведшее целый город до функции пьедестала, на котором возвышалось тщеславие одного человека» [1072] .