Шрифт:
Третьей мыслью было: Почему она одна?
В этот отель они всегда приезжали вместе, чтобы отпраздновать очередную годовщину свадьбы. Это было их место, они всегда просили один и тот же номер, в котором остановились в первую ночь. И не важно, как с годами менялась обстановка, не важно, что точно такими же были другие номера. Нет, важен был номер на двери и воспоминания, которые он пробуждал. Было здорово возвращаться, как они это называли, «на место преступления». Она всегда смеялась при этих словах своим низким смехом, от звука которого ему хотелось сразу же утащить ее в постель. Когда номер был занят, они испытывали разочарование, которое чуть-чуть горчило на языке, мешая полному счастью.
А теперь он видел ее в этой комнате, но без него. Разве он не должен тоже быть здесь? Разве он не должен видеть себя, обнимающего ее, смотреть, как один из них одевается, в то время как второй принимает душ, как кто-то (как правило, именно он) нетерпеливо притопывает ногой, пока кто-то в последнюю минуту старается поправить одежду и волосы? Он ощутил головокружение, словно его личность разлеталась, как кирпичная кладка под ударами кувалды. Вероятность того, что всю свою жизнь он проспал, что все его существование было всего лишь сном, поразила его. И он проснется в доме родителей на узкой детской койке, и придется идти в школу, а потом на урок танцев, делать домашние задания дотемна…
Нет. Она реальна, и я реален. Я старик, я умираю и не позволю просто так отнять у меня мои воспоминания.
Одна. Она приехала сюда одна. И пока еще в одиночестве. Придет ли сюда незнакомец? Любовник, о котором он не знал? Увидит ли он измену в этом номере, их номере? Он отбросил эту возможность, которой никогда не существовало в реальности. Он отступил, чувствуя, как внутри нарастает боль. Ему хотелось схватить ее, потребовать объяснений. Не сейчас, — подумал он, — только не в самом конце, не тогда, когда я обрадовался возможности снова побыть с ней рядом, — не хочу лишаться успокоения, мира без боли, которую постоянно ощущал после того, как ее не стало, и предвкушать только смерть.
Он грузно опустился в кресло. Поднял руку ко лбу и попытался вспомнить, что все по-настоящему. Зазвонил телефон, но он не понял где — в его мире или ее. Миры накладывались друг на друга, как слои пленки в старом фильме, когда актер показывался на экране рядом с самим собой. Тогда для этого кадры налагались один на другой. Его жена, сбросив туфли, прошагала к телефону и сняла трубку.
— Алло? Привет, дорогой. Я хорошо добралась, нам дали наш номер. — Она послушала. — Ой, нет, это плохо. А когда будет следующий рейс? Ну что ж, так ты хотя бы не пропустишь все выходные. — Снова тишина. Он слышал искаженный трубкой голос, свой собственный. — Тогда, наверное, тебе лучше остановиться в мотеле у аэропорта. На всякий случай. Хотя лучше бы ты был здесь.
Она рассмеялась чувственным гортанным смехом, и он знал, какой шутке, потому что сам ее когда-то произнес и теперь вспомнил почти дословно. Каждая минута тех выходных всплывала в памяти, телефонный разговор пробудил забытый эпизод. Он ощутил облегчение, смешанное со стыдом. Он сомневался в ней. После всех лет, проведенных вместе, он подумал о ней плохо, хуже, чем заслуживал сам и чем заслуживала она. Ему очень хотелось извиниться, но он не мог придумать как.
— Прости, — прошептал он, и признание своей вины вслух принесло облегчение.
И он погрузился в воспоминания о тех выходных. Был сильный снегопад, и все рейсы в аэропорту отложили. А у него был загруженный день, множество дел и встреч с нужными людьми. Он собирался вылететь последним рейсом, но видел на табло только «отложен», «отложен», а затем просто «отменен». Весь вечер он провел в мотеле аэропорта, чтобы успеть перехватить первый утренний рейс, если погода улучшится. Погода улучшилась, и следующую ночь они провели вместе. Это был единственный случай, когда годовщину они отмечали по отдельности — она в своем номере, он в своем. Оба ели заказанную пиццу и смотрели хоккей по телевизору. Теперь он помнил, что ночь была совсем неплохой, хотя, конечно, лучше было провести это время с ней. За сорок восемь лет их брака не было ни одной ночи, которую он не хотел бы провести с ней.
И было еще что-то, связанное с этой ночью, но он не мог вспомнить что. И это засело в мозгу как заноза, мешало и просилось наружу. Что же? Он раздраженно обругал свою предательскую память, хотя сильней всего было другое чувство.
Он чувствовал нечто вроде ревности к более молодому себе. Он был тогда таким нахальным, так кичился собственной важностью. Иногда даже посматривал на других женщин (хотя дальше взглядов так ни разу и не зашел), а иногда вспоминал свою бывшую девушку Карен, которая могла бы стать его женой, ту, что решила учиться в колледже на Среднем Западе, ожидая, что он последует за ней. Он же выбрал другой университет, остался поближе к дому. Они пытались поддерживать отношения, но не вышло, и в начале брака он подумывал о том, как это было бы с Карен, как могли бы выглядеть их дети, как бы он себя чувствовал, засыпая с ней рядом каждую ночь, целуя ее, чувствуя, как она отвечает, как переплетаются их ноги, как она обнимает его. Со временем эти мысли поблекли, и он радовался тому, что имел, благодарил Небеса за свой выбор и был благодарен ей за все, что она принесла в его жизнь. Тот, молодой мужчина, беззаботный и бесшабашный, приедет утром и отправится со своей чудесной женой в постель — и опять не поймет, как ему повезло в жизни.
Она повесила трубку и некоторое время сидела на кровати, поглаживая камешек на обручальном кольце и золотой ободок над ним. Затем встала, закончила распаковывать вещи, а потом, когда он сидел в кресле, любуясь снежинками за окном, задернула занавески, включила лампы у кровати, которые тут же залили комнату теплым уютным светом, и начала раздеваться.
Ночь с ней, пусть и не близко, зато рядом, стала для него неожиданным подарком. Он сидел на полу в ванной, пока она мылась, и прижимался щекой к теплому боку ванны. Она подложила полотенце под голову и, закрыв глаза, слушала песню Стена Гетца, лившуюся из радиоприемника в комнате. Он был рядом с ней, когда она сидела на кровати, завернувшись в махровый банный халат и укутав волосы полотенцем, делала педикюр и смеялась над каким-то жутким комедийным шоу, которого он никогда раньше не смотрел с ней, а вот теперь смеялся за компанию. А потом он читал вместе с ней книгу, которую сам выбирал для поездки, решив, что она ей понравится. Сюжет давно забылся, и они оба заново открывали для себя эту историю.