— Ох и хитрая же ты бестия, — хмыкнул Гордей. — Не уж то сама не сознаешься?

— Да в чем же?

— Ведьма ты! — заревел палач. — Ведьма!

Возбужденный и одновременно разъяренный, он отступил назад, зная наверняка, не сумеет сдержаться, пожалеет. Девка так и манит, глядит снизу вверх, очи сверкают, волосы растрепались, разметались по плечам, сарафан до колен задрался. С трудом глотнул воздух пересохшим горлом, стиснул зубы, стукнул кулаком себя по бедру и выскочил на улицу.

Утренняя прохлада отрезвила Гордея, наспех подпер снаружи дверь, в сарае, где мирно похрапывала его лошадь, ожидая кормежки, взял топор, зашагал в сторону главных ворот, гонимый принятым решением. Он казнит девку, через три дня, за воротами Великого Новгорода казнит! Ведьмак явится, потребует выигрыш, его право! Вот и пусть заберет то, что от нее останется.

За воротами палач направился вдоль реки Волхов к небольшой рощице, деревца шелестели молодой сочной листвой, танцующей в порывах легкого утреннего ветерка, словно шепча слова приветствия незнакомому гостю. Пышные ясени, стройные березы, вытянутые к куполу небес осины, покачивались из стороны в сторону плавно, непринужденно, любовно поддаваясь воздушным потокам. Пройдя вглубь леска, мужик выбрал подходящие для срубки деревья, занес топор над головой, остервенело замахал, выкалывая куски из худощавого ствола. Обреченное на гибель бессловесное создание содрогалось от ударов могучего орудия, роняя на холодную землю изумрудные слезы, пуская тонкие струйки бело-золотистого сока, подобно человеку, раненому в смертельном бою, истекающему алой кровной.

Отсекая ветви сваленного древа, Гордей тщательно укладывал их в плотную кучу, сырыми те полезнее станутся, дрова будут гореть медленнее, несомненно, причинят больше страданий. Глупая девка заслуживает печальной участи, отреклась от любви простого мужика, должна поплатиться.

Палач шмыгнул носом, дурные мысли покоя не дают, злобно оскалился, челюсть выдвинулась вперед, решимость довести задуманное до конца крепла с каждой минутой. Воспоминания о проигрыше раззадоривали, раздражали, выводили из равновесия, придавая сил, разжигая ярость. Зарычав, подобно дикому зверю, он рубанул топором по очередному стволу, надеясь частично высвободить разрывавшие изнутри чувства. Древо издало храпнувший звук, покачнулось, зашелестело листвой, накренилось, спустя три, четыре новых удара повалилось с шипящим хрустом наземь. Мужик с торжествующей злобой уставился на очередное деяние своих рук, довольный скорой победой, сейчас древо пред ним пало, а через несколько дней околдовавшая ведьма канет в лету, прекратив его сердечные терзания. Дровишек нужно заготовить побольше, чтоб костер дымил, да пылал ярко, пожирая строптивицу, а вместе с ней его безответную любовь и надежды чужака, пожелавшего отнять единственное, что дорого сердцу палача.

Все три дня Гордей провел в леске, в граде не показывался, рубил, крушил деревца, готовя кострище, предназначавшееся для сожжения несостоявшейся невесты. В течение этого времени он ничего не ел, воду пил прямо из реки, черпая грязными ладонями, покрытыми мозолями от интенсивного махания топором, спал на сырой холодной земле, не чувствуя ни зноя, ни голода, питаемый бурлящим в душе гневом.

Срок отдать Дарину иноземцу подошел скоро, но палач оказался во всеоружии, место казни было готово. Поутру назначенного колдуном дня, собравшись отправляться в град за жертвой, он решил напоследок оглядеть результат трехдневной работы. Кострище внушало благоговение и страх, бревна и сучья выложены вдоль по кругу, образуя слегка приплюснутый конус для возможности взобраться наверх, достигнуть середины, где прямым грузным колом несокрушимо стоял толстый древесный ствол. Мужику стоило немыслимых усилий свалить подходящее древо, обтесать сучки, а затем взгромоздить волыну в сердцевину кострища. Старания оказались не напрасны, «башня» выдержит сопротивления ведьмы, несомненно, она будет барахтаться, вырываться, лишь поймет, что гонима на смерть, но сухая трава, высланная поверх древесины, полыхнет быстро, на бегство времени не хватит. Дело осталось за малым, притащить девку к месту казни, да побыстрее.

Не смотря на черные мысли палача, день весело пробуждался, утреннее солнце уже карабкалось ввысь по небосводу, ярче освещая зарождающиеся новые сутки. Кинув последний взгляд на заготовку, Гордей направился к дому, где отчаявшаяся выбраться на волю Дарина, выплакав слезы бессилия, покорно ожидала неминуемой участи.

Глухой бухнувший звук упавшего на землю бревна, возвестил о возвращении палача, отбросившего импровизированную затворку. Он со скрипом отворил дверь, остановился на пороге, ожидая увидеть забившуюся в угол от страха девушку. Не оправдав предположений, та мирно сидела на койке, упавший на него взгляд спокоен, отрешен, никаких тревог, грусти, переживаний, губы слегка подрагивают, будто силится улыбнуться. Такая внезапная покорность заставила сердце мужика дрогнуть в сомнении, решить отступиться от задуманного, но всплывший в памяти образ победителя ведьмака, отбросил колебания.

— Пойдем, Дарина! — выдохнул Гордей, опустив глаза.

— Я никуда не пойду, — голос ее звучал тихо, но твердо, она искренне считала, что и на сей раз отказывается идти в церковь венчаться.

Палач взбесился, опять девка ему перечит, разбушевавшимся ураганом пронесся по комнате, грубо подхватил строптивицу по локоть, рывком поставил на ноги, злобно выплюнув:

— Поднимайся!

— Если так ты относишься к тем, кого любишь, — скривилась девушка, — страшно подумать, что ожидает тех, кого ненавидишь!

Повторный всплеск бесстрашия и дерзости всегда кроткой, пугливой девчонки обескуражили Гордея, на минуту он замер, остолбенев от несвойственного поведения невесты.

— Довольно голову морочить, — придя в себя, зарычал палач, потащил жертву к выходу, — боле меня не проймут ведьмины хитрости.

— Ведьмины… хитрости? — пролепетала Дарина, шустро перебирая ногами, стараясь поспеть за широкими шагами мужика, тащившего ее к базарной площади.

Шумная толпа попрошаек, купцов, заборщиков суетились, трудом встречая новый день, кричали, ругались, зазывая, переманивая к своим прилавкам тех, кто готов заплатить за товар, кинуть монетку в дырявый карман, осчастливиться прибылью или новой покупкой. Базарная площадь по сложившемуся обычаю жила собственной бурной жизнью, в обыкновении ничем не нарушаемой, пока в поле зрения народа не появился Гордей, волочащий девушку, о которой с недавних пор ходила дурная слава. Та не упиралась, торопливо семенила ногами, изредка морща нос, мужик железной хваткой сжимал ее предплечье, намеренно причинял боль.

Народ приметил странную пару, притих, жужжащий гул, гомон и шепотки покатили по толпе, любопытные вытянули шеи, походя на гусей, узревших лакомого кузнечика или саранчу, стараясь пристальнее рассмотреть разворачивающуюся сцену.

Добравшись до открытого места практически в центре базарной площади, палач оглядел шушукающихся людей, убедился, что привлек всеобщее внимание, остановился, крепче стиснул руку Дарины, та едва не вскрикнула.

— Новгородцы, — громогласный призыв возымел действие, зевак стало больше, — новгородцы, поглядите сюда!