Да. Исходя из того, что друзьям было известно о личной жизни Алвеса, они считали его асексуалом. Иногда – импотентом. Ну да… Встретились бы они с ним лет на семь раньше – сложили бы совсем иное мнение. Алвес не знал, в чём дело, но, если уж вернуться к романтической чуши, полагал, будто ждёт одного единственного, перепробовав достаточно, чтобы понять – он гурман. И от прочих у него жёсткое несварение с отходняком, растягивающимся на недели.

В любом случае через несколько минут их вежливо попросили удалиться, ибо Тимми потянулся к новым победам, или чужим юбкам. Им даже вызвали такси, и Алвес совсем перестал думать о глупостях ровно до следующего вечера.

Вот почему, прогуливаясь по набережной, всегда можно уловить взглядом ту самую скалу? Ах, потому что вокруг ночью включают иллюминацию. Хоть и не сезон, но туристы приезжали к руинам часто. И Алвес был немного несправедлив, раскритиковав их в пух и прах. Остальные находили место приятным, ухоженным, а местные рестораны, закусочные, кофейни, пара недалеко расположенных клубов, мероприятия, что часто проводились под открытым небом на набережной, — район активно развивался старательными предпринимателями разной величины.

Пока они умудрялись действовать, поддерживая общий тёмный, трагический стиль, полностью подчиняясь тематике. Иногда совершая решительный перегиб в романтику. И, по сути, раз уж башню, несмотря на явно покоцанное состояние, не сочли опасной, разрешив возле разбить парк, совсем уж странно было понимать, как пусто внутри.

И впрямь, давно пора кому-то с ловкими руками заняться башней изнутри! Вот только пока Алвес ни разу не замечал никакой особой активности. Охрана вежливо выпроваживала всех пытающихся проникнуть в башню или подобраться поближе, разжигая любопытство и гарантируя успех всего, что подумают открыть внутри.

Или Башня не была настолько безопасна, как это желали показать, и требовала серьёзных, но скрытых работ.

Теперь Алвесу даже стало любопытно. Чиркая спичкой о края коробка, он щурился на осенённую тёмно-синими и светлыми лампами с вывесками башню, рассуждая мысленно о том, как оно эффектно всё же получилось.

Чуждый концу девятнадцатого века свет вовсе не казался неуместным. В парке так и вовсе имитировали масляные и газовые осветительные приборы, вроде бы. А тут – откровенно современно, но скала и подпирающая нахмуренное небо громада выглядела в десятки и сотни раз эффектней. Мудрое решение всё же. Иначе с набережной ни черта рассмотреть бы не удалось. Возможно, тот, кто решил открыть башню для посетителей, просто хотел сделать всё идеально?

Неспокойное чувство нарастало, распирая грудь, а движения становились всё более дёрганными. Немигающий взгляд причинял глазам боль, но Алвес смотрел уже от злости, понятия не имея, кого пытается старательно переспорить и в чём, собственно, проблема!

— Простите, мистер? — робко позвали со спины с явным акцентом.

— Что? — рявкнул португалец, и молодая девушка попятилась, вцепившись в ладонь подруги, начиная лепетать что-то непереводимое.

Алвес чертыхнулся, опуская взгляд к искалеченному, исчерченному коробку, наконец-то осознавая, что между пальцев зажата головка.

И выбросил то и другое в тёмные воды.

Внутренний защитник экологии планеты тут же встал на дыбы, зашипев чудовищно знакомым, детским голоском, но мужчина решил лишь обязательно поговорить с другом о навязчивости его сына. Мало того что всякую живность вечно таскает, пытался стать вегетарианцем (новая мама быстро выбила эту дурь из головы юного, растущего, но глупого организма, объявив, будто вегетарианцем имеет право быть лишь совершеннолетний), постоянно доставал Алвеса с просьбами бросить курить и читал лекции о том, что именно сигаретный дым — второй в мире главный загрязнитель атмосферы. Или третий.

По мнению Алвеса, мальчику следовало ещё кабельное отключить, а доступ к интернету был ограничен с самого начала.

Но вместо этого родители записали его в какой-то кружок любителей природы.

В такие моменты Алвес не очень любил своих друзей.

Но если он бросит и курить, и пить в одно время – загнётся через полчаса. И его смерть лишь наведёт флёр загадочности ненавистной башне!

Алвес подпёр подбородок ладонью, старательно хмурясь и утешая свою тёмную ауру, что существовала по признанию большинства знакомых, легко нащупывалась и отлично отпугивала. Алвесу нестерпимо хотелось одиночества. И отсутствия башни в отдалении, но прямо перед глазами! А отвернуться оказалось недостаточно, португальцу хотелось, чтобы сооружение вдруг рухнуло, наплевав всей своей многотонной громадой на цену бессмысленных жизней проходящих внизу, на обречённый бизнес, на работников, на зарплаты, на кредиты, на вложенные средства.

Сердце жаждало разрушения. Прилюдного. Поучительного. Весомого.

Глаза слезились, а зажечь сигареты благодаря собственной недальновидности оказалось нечем.

На краткий миг ворох мыслей ослепила бредовая идея самому как-то устранить башню. Но тут же явился здравый смысл с новой лекцией о необоснованной злости, жестокости, нервах. Так недолго и к психиатру попасть, что Алвес считал последней чертой ослабшего разума, более неспособного защищаться самостоятельно.

— Вид весьма зрелищный. Особенно в бури. Но внутри весьма уныло, — раздался голос сбоку, и Алвес вздрогнул. Совсем не ожидал, что кто-то подкрадётся со спины и незамеченным встанет рядом, игнорируя подчёркнуто отвратительный настрой Алвеса. Последний раз такое произошло, когда его обокрали. Правда, португалец с лёгкостью сломал воришке руку, и пришлось оправдываться уже самому, но…