Поэтому продолжу с последних слов про кнессет мудаков – завезут скоро «нашего миллионного».

И без плача, подобного плачу пророка Моше вместе с народом или плачу великого Эзры вместе с народом. Может быть потому, что, наверное, легче плакать над одним и над ста тринадцатью легче плакать, но когда ожидается «наш миллионный» – над миллионом не плачут.

Или: плачут евреи по еврею, а по гою не плачут.

Глава шестая

Власть и народ – неделимы, и я – ваш покорный мудак.

Наверное, уже пару часов мы стояли под моросящим, холодным дождём. Десятка полтора – вся демонстрация. Все в дублонах – лучшая одежда для такой погоды. Я, в курточке, был мокрый и замёрз. Замёрзли руки, ноги, губы, мозги, и только одна мысль не замерзала: когда конец?

Иногда мы что-то кричали, кто-то давал интервью по-английски, демонстрацией явно интересовались.

По мокрой холодной спине вдруг скатилась струйка. Она не холодила. Я не шевелился. Скатилась ещё струйка. Потом ещё и ещё, струйки уже не различались. Вода текла по телу. Курточки как не было. Руки висели, ноги стояли колами, тело не гнулось.