Шрифт:
— Расскажи мне о ромашках.
— Надя, ты пьяна. Между прочим еще не полдень.
— Я в трезвом уме, просто расскажи о той ночи, после которой я появилась на свет. Причем я желаю слышать все в подробностях.
— Ну, я мало что помню, к тому же тебе рано о таком слышать, но твой отец подарил мне ромашки, и я сделала с них венок, утром цветы завяли. Когда я была в плену, я слышала запах этих цветов. Все, что я помню.
— Спасибо, что поделилась со мной информацией.
— Что ты задумала?! Надя?!
Ведьма просто отключает телефон.
Элайджа в это время слушал донесения о ситуации в квартале. Мир уже давно установился, вот только кто управляет этим миром Элайджа Майклсон так и не понял.
Лист бумаги и ручка. Надя переписывает заклинание и понимает, зачем нужны ромашки и почему ее мать забеременела.
— Ребекка, я все понята.
Она кладет перед первородной лист бумаги.
— Рассказывай.
Ребекка была нетерпелива, ведь речь идет о ее самой главной мечте. Она до сих пор верит в чудеса, стоит ей только пообещать золотые горы, и она поверит.
— Нужно будет три дня пить только настой из ромашки, для очищения и венок на голову, для очищения ума, и подтверждения того, что ты действительно желаешь этого ребенка. Заклинание я смогу прочитать, если ты готова к этому.
— Я хочу этого, Надя.
Минутное молчание. Тяжелый вдох Петровой.
— Последствия?
— Сила ребенка. Ребекка, неизвестно когда она проявится и начнет убивать его.
— Но силу Хоуп ты же спрятала.
— Ограничила. Думаю, ты будешь прекрасной матерью.
Ребекка сделает всё для того, чтобы иметь ребенка. Они договорились, что Надя поживает в ее особняке.
Ночью Надя встречает родителей на пороге кухни. Она включает свет, и тем самым пугает их. Кетрин и Элайджа задержались в ресторане, а после ужина просто бродили по кварталам города.
— Ты с ума сошла!
Пирс снимает туфли на высоком каблуке.
— Спокойно Катерина.
Элайджа снимает свой пиджак и проходит в кухню.
— Я встречаю родителей ночью. Где вы были?
— Должно быть все наоборот, Надя.
Брюнетка смеется и садиться на стул.
— Ну, ты убила моего последнего парня, мама.
— Он был недостоин тебя, Надя. Как там его звали?
— Грегор.
Кетрин Пирс не запрещала дочери любить, просто ограничивала это чувство, до тех пор пока Надя сама не запретила себе любить.
— Я поживу у Ребекки пару недель, если вы не против.
— Хорошо, я не против, дочь.
Надя ушла в туже ночь, а Кетрин Пирс бодорствола, в ее сердце что-то сжалось. Элайджа составив план на неделю, вернулся из своего кабинета. Кетрин лежала на краю постели, впрочем, эта привычка осталось у ее. Видя, что Кетрин волнуется, он решился поговорить с женой. Элайджа ложиться рядом с ней, накрывает ее одеялом, целует ее в обнаженное плечо.
— Волнуешься из-за нашей дочери.
— Думаю, она ненавидела меня все эти годы, потому что я ужасная мать. Я не разрешала ей любить, и поэтому она ушла к Ребекки.
— Я думаю иначе, Катерина. Она ушла, потому что ей противны ваши ссоры с Никлаусом. Возможно, она нашла достойного парня, и моя сестра знает об этом. В любом случаи парню придется столкнуться со мной. Она вернется домой. Она всегда возвращается.
Кетрин оборачивается к нему. Ему удалось ее убедить. Элайджа выключает светильник. Она обнимает его, кладет голову на его грудь.
— Ты думаешь, наша любовь будет вечной? Думаешь, мы будем любить друг друга?
— Я всегда буду рядом и буду любить в тебе ту уродливо-привлекательную незнакомку, которая была на балу в честь дня рождения моего брата.
— Значит, я не красивая? Элайджа Майклсон ты оскорбил свою жену, и заслуживаешь наказания.
Кетрин смеется и бьет его в грудь.
— И какое же наказание меня ждет?
— Просто, останься со мной.
— Я с радостью приму это наказание.