Связь так и не восстановится, и почему-то – мало ли почему – «Антей» останется у Альфы Лебедя. Он же старый корабль…

Вдруг Павлышу показалось, что в оранжерее холодно и неуютно.

Кошка сидела неподалеку, смотрела на него, склонив голову. Может, вспоминала о том, что люди кормят кошек?

– Ничего у меня нет, – сказал Павлыш вслух.

Кошка метнулась серой тенью к кустам и исчезла.

Павлыш пошел прочь.

Ему вдруг захотелось, чтобы рядом были какие-то люди, нормальные люди, которые знают больше тебя.

И он пошел к кабинам.

Там были уже все.

Витийствовал Варгези. Павлышу было ясно, что он – главная оппозиция на корабле.

– Гуси спасли Рим, – говорил Варгези, глядя на Павлыша пронзительными черными глазами. – Но никто не задумывается об их дальнейшей судьбе. А ведь гуси попали в суп. В спасенном же Риме. Так что на их судьбе факт спасения Рима никак не отразился. Представляете, что говорили их потомки: наш дедушка спас Рим, а потом его съели.

Варгези сделал вид, что улыбается, но улыбки не получилось.

– Мы не гуси, – возразил Павлыш.

– Пришло молодое поколение, готовое к подвигам, – съязвил Варгези.

– Формально Варгези прав. Но дело не в том, гуси мы или нет, – сказал Станцо. – Главная ошибка нашего доктора заключается в том, что домашние гуси функционально предназначены, чтобы их съели. Спасение Рима – для них случайность.

– Я все равно в принципе возражаю против героизации, – сказал Варгези. – Чего только человек не натворил в состоянии аффекта. Муций Сцевола даже отрубил себе руку. В тот момент он не представлял себе ни болевых ощущений, на которые он обречен, ни того, как он обойдется без руки.

– Так можно опошлить что угодно, – не выдержал Павлыш.

– Слава, не перебивайте старших, – сказал Варгези. – Я понимаю, что мои слова вызывают в вас гнев. Но научитесь слушать правду, и вообще научитесь слушать. Мы покоряем космос, а уважать окружающих так и не научились.

– Меня все это касается больше, чем вас. – Павлышом овладело упрямство.

– Любопытно, почему же больше?

– Вы уже все прожили, – сказал Павлыш. – А я только начинаю.

– Вы что же, думаете, что мне надоела жизнь?

– Нет, не надоела, но вы многое уже видели. Вам будет что вспоминать. А мне мало что можно вспомнить.

– Аргумент неожиданный, – сказал Станцо, – но очень весомый.

– Значит, вы за то, чтобы повернуть обратно? – спросил Варгези.

– Не надейтесь, я вам не союзник, – отрезал Павлыш. – Если все решат, я согласен лететь дальше.

– Почему, юнга?

– Потому что не верю в то, что подвигов не бывает.

– Значит, вам хочется славы? Хоть через тринадцать лет, но славы? И вы не уверены, что вам удастся ее нажить без помощи аварии, которая приключилась с нами?

– Я не думал о подвиге, – сказал Павлыш убежденно. – Но мне будет стыдно. Мы вернемся, и нас спросят: как же вы испугались? И все будут говорить: «На вашем месте мы бы полетели дальше».

– Такая опасность есть, – произнес Джонсон. – В воображении каждый полетит дальше.

– В воображении очень легко идти на жертвы! – почти закричал Варгези. – В воображении я могу отрубить себе обе руки. Им, которые так будут говорить, ничего не грозит. Они не запаковывают себя на четверть века в ржавой банке, которую закинули в небо.

– Жалко, – сказал Станцо.

– Что жалко?

Станцо говорил очень тихо, будто не был уверен, стоит ли делиться своими мыслями с окружающими.

– Жалко, что мы не долетим.

И в слове «мы» умещалось очень много людей. Как будто Станцо вдруг представил себе всю Землю, которая не долетит до цели.

– Жалко было бы в случае, – опять закричал Варгези, – если бы мы знали, что от нашего полета зависит судьба, жизнь, благо Земли! Но поймите же – ни один человек не заметит, долетели мы или нет. А вот если мы не вернемся, нашим близким будет плохо. Только в фантастических романах и бравых песнях космонавты навечно покидают родной дом. Ради Прогресса с громадной буквы.

Павлыш не заметил, как вошел капитан-1. Может, он стоял давно, его никто не видел.

– Простите, – сказал он. – Можно, я не соглашусь?

– Разумеется, – проговорил Варгези воинственно. – Мне будет интересно узнать, в чем моя ошибка.

– Не ошибка. Перекос. Вы сказали, что никого не трогает, долетим мы или нет.

– Конечно, «Антей» – давно лишь символ.

– Вы говорите, что этот полет не отразится на судьбе Земли.

– А вы можете возразить и на это?

– Если суммировать ту энергию и труд, которые вкладывались сто лет в этот корабль, то станет понятным, что это делалось за счет отказа от прогресса на других направлениях. Можно предположить, что некоторые люди, отдавшие свои силы кораблю и полету, смогли бы немало сделать в иных областях знаний. Можно предположить, что за счет энергии, которая пошла на полет и телепортацию, можно было бы создать на Луне искусственную атмосферу и превратить ее в сад.