– А вы сами чем лечитесь? – Гундосо спрашивает тетка в лохматом берете, я сначала даже подумала, что это она кошку на голову намотала, – мне такое же дайте.

Я лечусь сексом. Вот выписала себе рецепт на ближайшее время. Вряд ли смогу вам помочь. Но ей отвечаю, что сделала прививку. А она уже в этом году с прививкой опоздала.

Отработала несколько часов, еще раз обрадовалась, что мне не надо делать это постоянно, и ушла. Не домой. Аркаша записал меня на прием к маммологу прямо сегодня. Пойду покажу доктору сиськи. Аркадию не нравится какое-то уплотнение в правой груди, а мне вся эта ситуация не нравится.

Пытаюсь держать себя в руках и не волноваться раньше времени. Онкодиспансер окружен парком с аллеями и лавками. Неплохо, можно сказать, даже красивый парк, если бы не поздняя осень, низкое небо, ветер и дождь. Гулять мне здесь совершенно не хочется. Холодно и ужасно тоскливо. Хочется домой под одеяло. До приема еще пол часа, а я не знаю, куда себя деть. В коридоре больницы такая тяжелая атмосфера, что там столько ждать я не могу. Боюсь, что могу сбежать и тогда получу нагоняй от Аркадия. Он думает, что это новообразование может быть следствием моего способа контрацепции. А еще организм мне так показывает, что пора выполнить его основную функцию – размножаться, что я совершенно не принимаю. Пожалуйста, еще один повод для волнений.

Эх, такая жизнь мне совершенно не нравится. Фима, где твои крылья? Доставай, расправляй и полетела!

Да мне пофиг, что погода не летная! Фима, летай!

Нет, я не буду входить в эту больницу с обреченным выражением лица. Расправила плечи, подкрасила губы блеском, выдохнула и поцокала каблуками по длинному коридору.

На двери кабинета, куда меня направили, висит табличка с надписью Царский Вадим Алексеевич. Ты смотри, какая фамилия! Вдруг открываю дверь, а там маленький, лысый, плюгавенький, кривоногий царек. С золотым зубом? И в короне.

Я не угадала. Царский был молодым, широкоплечим, синеглазым кудрявым брюнетом. Без короны. Но с таким лицом, что ему бы сниматься в фильмах, а не принимать пациенток. Синяя хирургическая пижама подчеркивала его глаза и наводила меня на грешные мысли.

Доктора носят трусы под хирургическими пижамами?

Это хорошо, что я ожила. Плохо, что отреагировала на женатого, судя по кольцу на пальце, доктора. Да еще и с такой специальностью.

Как его жена смотрит на то, что он постоянно смотрит и трогает чужие груди? Легально. Так еще и деньги за это получает?

Я представилась, изложила суть визита и отдала Вадиму Алексеевичу Царскому свою карточку. В кабинете с ним была низенькая блондинка, пухлая, как булочка, – медсестра. Она что-то писала, потом ей позвонили, она собрала круглые металлические кастрюли, кажется они называются боксы, и убежала.

Доктор меня расспрашивал о том, где болит, как болит, когда это обнаружила.

– Простите, должен задать вам эти вопросы.

И понеслось. Как часто я живу половой жизнью? Когда начала жить половой жизнью? Месячные регулярные? Беременность, роды, аборты были?

Потом позвал за ширму. Так сказать, ощутить проблему своими руками.

Я не стесняюсь своего тела. Я горжусь им. Но сегодня я раздевалась для симпатичного мужчины не для секса, а чтобы он искал во мне болезнь. Я расстегнула лифчик, сняла его и бросила на кушетку. Расправила спину. Гордо выдвинула грудь. Я гордая. Пусть и напуганная.

Это было очень странно. Вадим Алексеевич трогал меня, мял мою грудь, сжимал соски, извинялся за холодные руки, просил встать, сесть, лечь, поднять руки. И это все не для секса. И это совершенно не возбуждало.

А я не могла даже поднять на него глаза. Когда он наконец-то сказал:

– Мне все понятно, можете одеваться, – у меня потекли слезы. Я не хотела плакать, это само собой получилось.

– Что такое? – Удивился доктор этим внезапным слезам. – Не волнуйтесь, мы проведем еще анализы, сделаете УЗИ, но я уже могу сказать, что это скорее всего мастопатия. Это лечится. Просто иногда женский организм так бастует, он ведь создан для вынашивания и рождения детей. И все должно происходить в свое время. Вам надо подумать над этим вопросом и в ближайшее время его решить.

Что? Все-таки я болею, потому что организму надо родить?

Какая подлость с его стороны.

Я наивно думала, что это я сама решаю эти вопросы, разумом, а не мое тело.

Я заревела в голос, неловко спрятав лицо в лифчик.

Доктор оказался очень душевным человеком. Он утешал меня, что-то объяснял, говорил о лекарствах, методах лечения. Приобнял. А я уткнулась носом в его хирургическую пижаму и оставила на ней мокрое пятно.

На всю жизнь запомнила аромат его парфюма. Теперь, когда я где-то его встречаю, он ассоциируется у меня с добрым доктором и моим отчаянием.