– С таких, как ты, не зажируешь, - почесал в затылке Выползнев. Было видно, что ему Пашины слова понравились.
– Хотя вот эти часы разве что…

Двое копиполовцев сорвались с места и приподняли старинные часы - семейную реликвию.

– Тащите в машину, - махнул рукой старший лейтенант и прошёл на кухню. Оттуда он вернулся с блюдом селёдки.

– Селёдочкой закусываем?
– спросил он злым шёпотом.
– А лицензия как же на приготовление?

Паша помертвел.

– А у меня дома тоже все лицензии закончились, - грустно и по-человечески сказал Выползнев.
– Одними яйцами варёными жена пичкает.

– Так угощайтесь, господин офицер!
– обрадовался Павел.

– Кто тут угощается! Селёдка изымается для проведения экспертизы. Смотри у меня, чтобы в последний раз.

Копиполовцы начали покидать квартиру. Двое выволокли часы и, пыхтя, потащили их по лестнице. Угодливо приседая, Паша провожал полицейских у выхода. Последним, как капитан с тонущего корабля, квартиру покинул Выползнев, неся блюдо с остро пахнущей недоеденной селёдкой. Проходя мимо прихожей, он “взял на экспертизу” ещё и зимнюю шапку Неупокоева, которую тот не успел убрать на антресоли весной.

Павел весь дрожал от негодования и жажды мести. Мысли в протрезвевшей от злоключений голове проносились со страшной скоростью. Доносчика-соседа надо бить его же оружием. А что, если?.. Идея пришла в голову неожиданная и настолько замечательная, что Неупокоев аж подпрыгнул от радости. Он криво выдрал из альбома сына лист и некоторое время, высунув от напряжения язык, водил по листу фломастером.

Когда всё было готово, он осторожно высунул голову в балконную дверь и глянул в сторону соседа. Тот, конечно, был на месте: спокойно перекладывал доски, а его круглая физиономия выражала чувство выполненного долга. Ну, держись, стукачок!

Павел, стараясь держаться как можно естественнее, вышел на балкон, принял артистическую позу и запел. Попсовые песенки - не народные, без музыки они звучат нелепо, но Пашу это мало смущало. Пропев первый куплет, он, делая в такт бесплатные, разрешённые законодательством вихлястые движения, исполнил припев: “Мой бойфренд сменил у бренда тренд”. Сосед достал телефон и нацелил его на Павла. Снимай, дорогой соседушка, сколько угодно! Допев песенку, Павел изобразил для соседа непристойный жест и скрылся в квартире.

Копиполовцы не заставили себя долго ждать. Через четверть часа многострадальная дверь снова распахнулась, и в квартиру влетел уже знакомый полицейский наряд. За спиной Выползнева маячил сосед, стараясь поглядеть на происходящее в квартире. Но на этот раз Павла не успели повалить на пол: он выбросил вперёд руку с зажатым в ней авторским свидетельством.

Старший лейтенант Выползнев выхватил бумажку и вслух прочёл, что песня “Бойфренд” зарегистрирована супругой Неупокоева. Не дав офицеру опомниться, Павел вынул из-за спины вторую бумажку, на которой значилось, что он, Неупокоев Паша, как супруг автора, имеет исключительное право на исполнение этой песни в любое время суток без уплаты пошлины.

Разочарованные копиполовцы начали покидать квартиру. Выползнев подошёл к опешившему соседу, взял его за грудки и что-то зло прошептал ему на ухо.

– Стойте!
– крикнул Павел, заранее предвкушая свой триумф.

Выползнев оставил соседа и оглянулся. Неупокоев принёс альбомный лист, над которым трудился до прихода копиполовцев. На листе кривовато и с грамматическими ошибками было написано следующее: “Внимание! Сегодня в девятнадцать тридцать состоится бесплатный балконный благотворительный концерт Неупокоева Павла”.

– Ну и?
– вопросительно уставился на Пашу старший лейтенант.

– Проверьте телефон этого негодяя!
– выпалил Павел, указывая пальцем на соседа.
– Он снимал моё выступление, а это - прямое нарушение авторских прав! Я не давал ему разрешения на съёмки концерта!

Через пять минут, постояв под соседской дверью, Павел убедился, что Выползнев начал допрос с пристрастием, о чём свидетельствовали глухие удары и вопли доносчика. Неупокоев вернулся к себе и от восторга исполнил импровизированный победный танец, нигде не зарегистрированный и не защищённый авторским правом.