В один обыкновенный зимний день Лада решила, что хватит с нее одиночества. Она остро захотела, чтобы кто-то был рядом, кто-то кого еще можно удивить этим миром (с помощью ее денег), кто-то кто смотрит на жизнь широко открытыми глазами и не знает, что она часто обманывает. В общем, Лада решила поехать в детский дом, чтобы найти и взять себе ребенка. Она не знала кого она хочет - мальчика или девочку, маленького или уже повзрослевшего, но она чувствовала, что точно поймет это, когда увидит этого ребенка.

Это был холодный и очень снежный день и Лада, долго очищая свою 159-ую Альфу-Ромео от снега, думала о своем поступке. Но чем больше она думала, тем больше убеждалась в правильности своего решения. Наконец, машина сверкнула своим бежевым корпусом и Лада села внутрь. После Инфинити она сразу показалась ей чересчур бескомпромиссной и это ощущение не изменилось, Альфа подошла ей, в ней была игривая жесткость, именно это ощущение почему-то привлекало Ладу в последнее время. Девушка оглянулась на заднее сиденье и подумала, что на обратном пути, возможно, там уже будет кто-то сидеть.

В детском доме ее приняли как дорогую гостью. Сама директор Зоя Николаевна провела для нее экскурсию по корпусам и вместе с ней зашла в игровую комнату, чтобы немного рассказать о воспитанниках. Здесь были, в основном, дети пяти-семи лет, объединившись по группам одни собирали конструктор, другие ломали детское пианино, а две крошечные девчушки ворковали наигранными голосами, играя с барби. Лада с жалостью заметила, что на многих детских лицах уже проступают следы пороков родителей, это было больно видеть, но это была упрямая реальность. Простая и безжалостная.

– Ириша - веселая и затейливая девочка. Леша, наоборот, очень спокойный мальчик. Вы хотите ребенка с каким характером?
– спросила Зоя Николаевна, но заметила, что Лада ее не слушает. Она смотрела на детей, но думала о чем-то своем, как будто забыв где находится.

– Вообще, все дети веселые, игривые. Вот Витя любит лепить из пластилина и рисовать, он беспроблемный. Можно оставить одного и он сам найдет себе занятие, - продолжала Зоя Николаевна, она сама себе напоминала в эту минуту торговку на базаре. Но нельзя было упустить случай, если женщина с таким серьезным лицом и явно самыми серьезными намерениями посетила их.

– А можно позвать того мальчика?
– попросила Лада, указав на ребенка, который сидел на стульчике у стены и вертел в руках кубик рубика. Он был настолько погружен в этот процесс, что даже не сразу откликнулся.

– Это ребенок с самой необычной судьбой. Жаль только, он отстает в развитии. Он мало общается с детьми, почти не разговаривает. Замкнут, - пояснила Зоя Николаевна. Лада почувствовала, что женщина не хочет, чтобы она выбрала этого ребенка.

Но Ваня был удивительным. У него были густые черные волосы и яркие зеленые глаза. Черты лица не были ни славянскими ни азиатскими, хотя у него были чернущие брови и ресницы и белая кожа. Мальчик подошел, мельком глянул на Ладу и продолжил заниматься своей головоломкой.

– Кто он?

– Имя Ваня не подходит ему, да? Как бы вы его назвали?

– Даже не знаю. Он любопытный субъект, - Лада легонько потрясла ребенка за маленькую ручку.

– Про него можно кино снимать. Вернее про его родителей. Мать - узбечка, а отец - американец.

– Неужели? И такое бывает в жизни!
– удивилась Лада.

– Они познакомились, когда его отец служил рядовым на военной базе в Ханабаде. Он покрутил роман с юной узбечкой около года, а потом его перевели в Ирак. После его отъезда девушка узнала, что беременна. А она из семьи циркачей-канатоходцев, дорбозов. Знаете? Бедная женщина не знала, что делать. Родители грозили выгнать из дому, грозили лишить заработка. Она ведь сама выступала на канате, приносила всей семье доход. Девушка приехала в Москву, хотела здесь найти работу и родить ребенка. Я встретила ее в роддоме, когда приходила навестить дочь, она тогда носила своего второго. И уговаривала ее оставить ребенка в детдоме, не калечить себе жизнь и возвращаться в семью. Гульнора - красивая девушка, с такой белой кожей и тоненькая сама. Но ее не стоило и уговаривать, она упорно твердила, что оставит ребенка себе. Видно очень любила того парня, Джефри. Даже показывала какие-то его письма. Он там пытался что-то по-русски написать, но, знаете, по тону письма видно, он ведь тоже любил ее. Она не выжила, а ребенок остался. Его, после дома малютки, по моим ходатайствам перевели к нам. Так я даже пыталась разыскать его отца, писала им туда в Ирак. Но что-то концов не нашла. Пропал куда-то этот парень. Не знаю, что с ним стало. Мальчику почти шесть, но он меня настораживает. Ваня какой-то невеселый, серьезный. Друзей у него нет. Трудный.

– Иди сюда, я покажу, как эта штука работает, - Лада взяла у ребенка кубик и, немного повозившись, сложила его. Мальчик внимательно следил за ее движениями, а потом, когда она вернула ему игрушку, посмотрел на нее своими большими, задумчивыми глазами и заулыбался. Ей удалось сразу заработать авторитет, и мальчик остался стоять рядом, не зная почему он не хочет уйти на свое место.

– Ну что, поедешь со мной?
– спросила она его.

Ваня не по-детски серьезно кивнул и сжал в кулаке край ее свитера.

Мальчик сидел за столом и, громко стуча ложкой по тарелке, кушал тефтели с бульоном. Лада сидела рядом, временами нагибаясь, чтобы вытереть ему рот, и разбирала его документы.

– Значит, давай придумаем тебе отчество. Ты будешь Иван Владиславович. Хотя, нет. Как-то не звучит. Не хочешь быть Иваном Владиславовичем?

– Не хочу.

Ваня замотал головой и засмеялся, так что бульон струйками полился по подбородку. Лада вытерла ему лицо и улыбнулась - почему его считали замкнутым и серьезным?