Без него я бы не знала, что делать, и теперь вижу, что вся подготовка, вся

папина так называемая тренировка оказалась бесполезна, когда я

столкнулась с реальной проблемой, пытаясь выжить самостоятельно.

Я поднимаю взгляд на Вольфа, наблюдая за тем, как он откапывает

проржавевшую трубу, из которой брызжет вода, и ощущаю прилив

благодарности. И что-то ещё.

Пьянящую силу притяжения, влекущую меня к нему.

Вольф

Я никогда не любил вечеринки, но мысль о том, что Николь придёт на

одну такую в Садхану, дарит мне ощущение праздника.

Может быть, это не праздник в представлении Анники, для неё это, когда

все держатся за руки или бьют в барабаны вокруг костра всю ночь

напролёт, скорее, это просто приятное чувство… Веселье.

Я думаю, что, наверно, я забыл, что такое веселье.

Я помню, что прочитал как-то высказывание Уинстона Черчилля,

который назвал депрессию «чёрной собакой», которая, кажется,

преследует меня всё последнее время после возвращения матери. Хотя,

может быть, это больше похоже на вечно висящую над головой тучу,

которая навевает уныние на все мысли и чувства. Не могу сказать, что я

когда-то испытывал депрессию, но, пока я ехал на велосипеде,

возвращаясь от Николь к себе в перепачканной одежде и обуви, и

пропитанной потом футболке, я понял, что впервые за долгое время, я

чувствую себя живым.

Я хочу знать, что случится потом, хотя это уже давно не пробуждало во

мне любопытства.

Мы не смогли решить проблему с трубами. Всё равно запасных

инструментов не было, а куски трубы разбросаны вокруг. Но Николь

сказала, что вызовет сантехника, и я был рад, что смог хотя бы немного

помочь. Мы поели хлеба, который я принёс, и попили воды, потом я

посчитал, что мне лучше уйти, потому что вообще-то меня не

приглашали.

Я прыгаю в пруд, когда возвращаюсь в деревню, позволяю холодной

воде смыть с меня грязь и остаток дня провожу, избегая встреч с

взрослыми. Они будут просить меня что-то сделать: собрать хворост,

нарезать овощи, поставить палатки для наплыва приезжих, которые

хотят переночевать на свежем воздухе – я же просто хочу насладиться

моментом, пока я счастлив.

Оставшаяся часть шайки (а я всю жизнь присматривал за детьми в

деревне) разбежалась, кто-то помогает с приготовлениями к празднику,

кто-то делает всё возможное, чтобы спрятаться и ничего не делать.

Я ускользаю и направляюсь к домику на дереве, где я провожу вечер,

приколачивая на крыше последние куски черепицы, и к концу дня я

чувствую себя уставшим, но воодушевлённым, в голове мелькает образ

Николь со следами ручейков пота на грязном лице, когда она работает

позади меня.

В ней ещё больше загадок, чем я подумал, увидев её впервые, когда она

направлялась к лесу с ружьём. Она хранит целый мир в себе, ожидая,

когда его откроют.

Изабель

Сначала я подумала, что ребята из Садханы странные. Как

беспризорники, которых мы видели однажды на экскурсии в Голливуде,

когда смотрели достопримечательности. Но чем больше я с ними

общалась, тем сильнее они мне казались полной противоположностью

сестре и папе, то есть это был тот тип людей, с которыми я могу

совершенно расслабиться.

Вдобавок Кива был таким зажигательным. Я думаю, что я ему

понравилась.

Потом, когда они подвозили меня до дома прошлой ночью и сказали мне

о вечеринке, мне показалось, что моя жизнь, наконец, стала обретать

какой-то смысл. Я чуть не расплакалась – так я была счастлива. Если

серьёзно – это были слёзы счастья.

Но позже я, конечно, вернулась в суровую реальность, к настолько

опротивевшему дому, что я не могла допустить, чтобы меня высадили на

вершине холма. Я сказала им остановиться на полпути до дома, а дальше

я пошла в гору пешком. На полном серьёзе. Я соврала, сказав, что не

хочу, чтобы кто-то видел, что меня подвозят, что родители думают, что я

пошла прогуляться по лесу.