Ревность-одна из самых сильных эмоций, которые может испытать человек. Она сильней любви многократно. Можно сказать, она убивает остальные чувства, выжигая изнутри борьбой с самой собой и собственными мыслями. Невозможно оставаться наедине с собственными мыслями, пытаясь что-то понять и разобраться в происходящем - ревность, словно жестким, колючим пледом окутывает все тело, заставляя испытывать вполне реалистичные дискомфорт и раздражение. И до тех пор, пока ты не подтвердишь или не опровергнешь свои подозрения, она будет словно дикий зверь сидеть и грызть что-то внутри.

Нечто подобное я почувствовала недавно, когда увидела под его фото комментарий малолетней девицы: "моя любимая фотка". Желание разорвать ее на британский флаг стало не просто навязчивой идеей-оно буквально сводило с ума. Словно ледяной спрут внутри сжимал свои щупальцы, не давая дышать. Несколько жутких часов, которые стоили мне миллиардов потраченных нервов, половины пачки выкуренных сигарет и почти литра крепкого кофе. А в итоге-удаление ее из друзей и депрессивные статусы на ее страничке.

С одной стороны-это очень приятно, когда тебя так любят, что готовы вычеркнуть из своей жизни всех бывших, настоящих и возможных будущих, но заставляет задуматься, что же будет, когда появится кто-то, кто заставит удалить тебя отовсюду. Удалить из сетей, из телефона, из жизни и постарается стереть из памяти вовсе. Сможет ли он вот точно так же, играючи взять и стереть все, что было просто нажав "Backspase" на клавиатуре ноутбука?

Жизнь - очень странная штука. Работа заставляет забыть о том, что творится на душе, иначе просто не справишься. Редактируя тексты, порой приходится "отсеивать" огромное количество откровенной чуши. Откуда мозг человека берет столько мусора, что за кучей хлама разглядеть то, что можно допустить в печать просто нереально? Наш журнал целиком о мистике и ужасах, но не о розовых соплях малолетних девочек, которые сотнями присылают свои заметки на почту, причем я работаю с бумажным хламом, тогда как электронная чушь выплескивается в мозг еще одной неудачницы вроде меня...

Телефонный звонок разрывает тишину в кабинете, заставляя вздрогнуть от неожиданности. Рука тянется к мобильнику, смахивая по пути несколько листков бумаги, ручек и цепляя на обратном пути чашку с кофе. Аккуратно вытираю несколько небольших капелек напитка с тыльной стороны запястья и нажимаю кнопку "принять":

– Как дела, солнышко мое?

Его голос мягко и нежно звучит в динамике, расслабляя туго скрученную где-то внутри пружину напряжения и злости. Хочется включить телефон на громкую связь и просто слушать, замирая от счастья.

– Все в порядке. Мне сегодня начальник презент сделал: новый письменный стол из дерева. А еще я заказала небольшой диванчик из красной кожи...
– Я тороплюсь выдать ему все новости, словно боюсь, что связь прервется.
– А вообще я сегодня не в костюме, а в черном платье и туфельках на шпильке.

Слышу как изменяется ритм его дыхания и тесней прижимаю телефон к уху, словно это может сделать расстояние между нами гораздо меньшим.

– Зайди на страничку, котенок, там можно поболтать...

– Да мне и тут можно, все на обеде и начальника нет рядом.
– я нажимаю кнопку селектора и негромко прошу секретаря нашего руководства подойти.
– А я сегодня не голодная вообще...

Вообще-то готова слона загрызть, особенно если он будет зажарен целиком. А если еще и со специями и малосольными огурчиками... мням... Но не признаваться же в этом, надеюсь только что гневное урчание в желудке не будет слышно на том конце провода.

В этот момент приоткрывается дверь и в кабинет входит девятнадцатилетняя цыпочка с недовольной гримаской. Отодвигаю динамик от лица...

– Анечка, пожалуйста, принеси мне латте из бара на первом этаже.
– улыбнувшись, передаю ей корпоративную карточку оплаты. Замечаю скептический взгляд, брошенный на мои туфельки и повышаю голос на пол-тона.
– Я неточно выразилась? Латте, большой стакан, без сахара, с корицей. Немедленно!!!
– выйдя из себя рявкаю на сотрудницу, которая резво стартует в сторону лифтов.

– На чем мы там остановились, родной?
– ладонью провожу по спинке кресла, присаживаясь на краешек стола.

– Туфельки на шпильках, говоришь?
– слегка задумчивый голос становится вкрадчивым, с бархатистыми нотками.
– А под платьем что-нибудь есть?...

От урчащих, словно кошачьих ноток в его голосе мурашки табунами бегут по коже, заставляя непроизвольно впиваться ноготками в мягкую кожу кресла. Голова кружится так, словно бутылка вина была выпита залпом...

Через пятнадцать минут девочка приносит кофе в герметично закрытом стаканчике и удивленно смотрит на меня, словно впервые видит.