– Точно не знаю, но подозрения есть.

– Давай фамилию.

– Абросимов.

– Позвони мне завтра в десять утра на работу. Влад позвонил.

– По нашим данным, Абросимов входит в Солнцевскую группировку, – сказал Шальнов.

– Ого. – Влад не удержался от восклицания. По коже у него пополз нехороший озноб. – Ошибки быть не может?

– Петровка, тридцать восемь, не ошибается, Влад. Кличка у Абросимова – Боря, по его же имени. Имей в виду вообще, что солнцевская братия хочет установить полный контроль над телевидением, и в частности над рекламными агентствами. Более того, и это между нами, Влад, о твоих разговорах с Абросимовым известно лидерам группировки.

– Фью-ють, – Влад присвистнул. – К моей скромной персоне внимание таких великих людей привлечено быть не может. Исключено!

– Не паясничай, Влад. Будь осторожен, – предупредил Шальнов. – Солнцевские – ребята серьезные.

– Так возьмите и арестуйте их! Это же преступники!

– Если бы было можно. – Голос Шальнова сделался грустным. – Есть кое-кто наверху, сидит очень высоко, кто не дает этого сделать.

– Значит, солнцевские сидят уже в Кремле?

– Считай, что так, – помедлив, отозвался Шальнов. Чувствовалось, что он не хочет говорить на эту тему, может быть, даже просто боится – ведь телефоны ныне стали дырявыми, как никогда.

Через два дня Абросимов зашел в кабинет Влада – веселый, надушенный «Опиумом», модным мужским одеколоном, с двумя золотыми перстнями: один с красным дорогим камнем – на левой руке, второй с пронзительно синим сапфиром – на правой. Абросимов широко улыбался – во весь рот, лицо сияло и лоснилось.

– Ну как, Влад, будем делать совместный бизнес? – спросил он прямо с порога.

Влад медленно покачал головой:

– Не будем.

Улыбка исчезла с лица Абросимова, взгляд сделался растерянным – такого ответа он не ожидал.

– Как так?

– А так. – Влад поднялся из-за стола, сунул руки в карманы, подошел к Абросимову. – Если бы ты был один, сам по себе, так сказать, то я бы подумал, сыграть с тобой в эту азартную игру или воздержаться. Но поскольку ты не один, за тобой стоит целая куча людей, к которым я отношусь без особого уважения, то играть мы с тобой ни в какие игры не будем. Вот и все.

– Это кто же за мной стоит?

– Это ты знаешь лучше меня.

На лбу у Абросимова появился пот, на щеках возникли белые пятна.

– Мне кажется, Влад, ты ошибаешься.

– В этом разе – не ошибаюсь. – Влад вытащил руки из карманов и сел за стол, давая понять, что разговор окончен.

– И что, никаких надежд?

– Никаких, – сказал Влад решительно, как отрезал. – Эту игру мы будем играть с другими людьми.

Абросимов с трудом, словно в нем что-то отказало, повернулся и исчез за дверью.

Вечером Абросимов сидел в огромной, заставленной стильной резной мебелью квартире и докладывал о разговоре с Владом человеку, вольно расположившемуся за широким темным столом. Хозяин квартиры смотрел на Абросимова с брезгливостью, как удав на крота. Абросимов чувствовал себя неуютно.

Хозяин квартиры был им недоволен. Мог бы предложить Абросимову хотя бы стакан чаю или чашку кофе, бутерброд с икрой, но не предложил ничего. Даже сесть не предложил. Абросимов сел сам – аккуратно, на самый краешек низкого глубокого кресла, словно боясь раздавить его. Хозяин квартиры посмотрел на него неодобрительно, Абросимов втянул голову в плечи.

– Значит, отказал? – задумчиво проговорил хозяин квартиры. Голос у него был густым, сочным, будто у хорошего оперного певца. Приметный голос.

– Отказал, – жалобно кивнул в ответ Абросимов.

Хозяин взял тоненькую, розовую, очень аппетитно поджаренную гренку, ложкой подцепил икру из серебряной кюветки, обложенной льдом, и сосредоточенно стал водружать ее на гренку.

– Нехорошо это, – сказал хозяин.

– Да уж, – Абросимов вздохнул и с гулким звуком проглотил слюну, услышал этот звук, и ему сделалось жаль самого себя. Он покрутил головой из стороны в сторону, словно ему на горло стала давить пуговица, вновь гулко сглотнул слюну.

Хозяин квартиры ничего этого, похоже, не заметил.

– И убирать его жалко, Влад человек популярный, народ его любит, – хозяин квартиры вздохнул. – А народ надо уважать. Что мы без народа? А?

Абросимов согласно наклонил голову: он хорошо знал, что и с народом, и без народа человек, сидевший напротив него – все! Это народ – ничто, а он – все! Давать какой-либо определенный ответ было опасно, лучше в знак согласия наклонить голову и этим ограничиться.

– Ничто мы без народа, – повторил хозяин квартиры и засунул в рот гренку с икрой. Проглотил не жуя. – Да и скучно жить без народа. Охо-хо, грехи наши тяжкие. – Он потянулся к бутылкам, стоявшим на столе, выбрал одну, с вишневой наливкой «Мари Бризард», налил себе в фужер сладкой тягучей жидкости.