– Еще чего не хватало! Какие могут быть сокровища в христианской могиле! Наг ты в мир пришел, нагим его и покидаешь. Понятно?

Раздался голос возчика, застучали копыта – Успенский не мог позволить себе ездить на моторе.

– Надеюсь, вас не поколебали выводы коллеги Успенского? – спросил Авдеев, стоявший у входа в башню.

– Нас ничего не поколеблет, – ответил крестьянский сын, и Авдеев сообразил, что на его раскопках трудится шпион Успенского.

– Позвольте! – воскликнул он. – Вы что здесь делаете?

– Помогаю вам, – сказал Иван Иванович, глядя на профессора наивными голубыми глазами.

– Нам, простите, не нужно помощи, мы, простите, сами справимся. Еще чего не хватало!

Авдеева просто трясло от негодования.

– Я попросил Ивана Ивановича мне помочь, – сказал Андрей. – Мне одному не справиться.

– Вот я и вижу, что вы ни с чем не можете справиться, Берестов! – закричал профессор. – Только подглядывать и подрывать репутацию честной женщины!

Андрей не понял, какую честную женщину он обидел. Он хотел узнать об этом, но Авдеев сам раскрыл тайну:

– И не пытайтесь утверждать, что моя жена – женщина высоких нравственных устоев – вот именно, клеветник!

Ветер задул сильнее. Пыльное облако скрыло Авдеева на несколько секунд, а когда пронеслось, обнаружило начальника экспедиции серым, как мышь.

– Если вы не удовлетворены, – закричал тогда Андрей – видно, пыльная жара и напряжение последних дней всех немного свели с ума, – то я могу подать в отставку! Я немедленно ухожу!

Андрей откинул в сторону кисть, которой сметал пыль с саркофага, и полез из ямы. Иван Иванович стал его удерживать.

– Пусть я останусь один! – Профессор бросился навстречу Андрею, они столкнулись и никак не могли разойтись – получилась куча-мала, в которой помимо археологов участвовали землекопы и один из солдат, нечаянно слишком приблизившийся к гробнице.

В конце концов Андрей оказался вне башни. На него смотрели сотни зрителей – оказывается, толпа прорвалась сквозь охранение, и теперь местные жители наблюдали за ссорой русских, которые, видно, не могли поделить клад.

Кипя праведным гневом, Андрей перебежал площадь и оказался в городе. Было жарко. Ветер нес с гор отдаленный рокот – это могла быть гроза, а могла быть и канонада – наступление русской армии уже захлебнулось, и теперь в бессмысленных боях она растеряла остатки дисциплины, уважения к флагу и командиру. В городе все больше появлялось дезертиров, которые называли себя борцами за революцию. Влияние немногочисленных большевиков с каждым днем росло, потому что их лозунги были простыми – долой!

Войну – долой! Помещиков – долой! Офицеров – долой! Временное правительство – долой! Лозунги были предельно понятны и приятны бунтующему сердцу. И в самом деле – всем все надоело. И даже странно было, что фронт еще держится, орудия еще стреляют, командиры еще не растерзаны солдатами.

«Что я здесь делаю?»

Андрей подошел к фонтану на небольшой треугольной площади, намочил в его струе голову, напился. За фонтаном была небольшая церковь – не старая, он никак не мог вспомнить, как она называется, – потом вспомнил: церковь Святого Георгия. Успенский полагал, что она основана во времена империи местными грузинами. Да и квартал за церковью именовался кварталом Лазов. Андрей вошел внутрь. Там был небольшой дворик, обнесенный аркадой, в каменный пол которого были врезаны погребальные плиты. Андрей медленно пошел по прохладной тени галереи – на некоторых плитах надписи были греческие, на других – грузинские.

«Что я здесь делаю?»

Андрей вошел в церковь – она была мала, свет в нее падал сквозь окна в барабане. Там было извечно прохладно. И, конечно же, пусто. Но кто-то зажег свечку перед образом святого Георгия – черным, древним, даже не разберешь, кто изображен.

Андрей взял с подноса тонкую свечку, положил на поднос рубль – зажег свечу от той, что уже горела. Он стоял, держа свечу наклоненной, чтобы воск накапал на полочку перед иконой. И тогда он неожиданно встрепенулся и отошел на несколько шагов от образа. Он молился, чтобы не было в нем злобы, которой и без того столько вокруг, чтобы вернуться скорее домой и увидеть Лиду.

Темная фигура поднялась справа, но Андрей понял, что это женщина, притом молодая. Женщина перекрестилась на образ святого Георгия, потом легонько поклонилась Андрею. И только тогда Андрей узнал Аспасию.

Надвинутый на брови платок, спадавший на плечи, черная, почти монашеская одежда настолько не соответствовали привычному облику Аспасии, что Андрей не сразу ее узнал.

– День добрый, госпожа Теофилато, – сказал Андрей, голос у него был хриплый и сорвался.

Аспасия еще раз поклонилась – то ли Андрею, то ли святому – и пошла прочь.

И в тот же момент Андрей понял, что не может далее молиться – слова молитвы куда-то испарились и исчезло даже раздражение против самого себя, не говоря уж об обиде на Авдеева и Метелкина.

Андрей догнал Аспасию на площади у фонтана. Да она и не спешила скрыться. Ветер рвал ее платок и таскал за подол платье – Андрей любовался ее грацией.

– Я рада была вас увидеть. Отойдемте в тень.

Они подошли к стене церкви – здесь была тень и безветрие.

– Я тоже очень рад, – сказал Андрей. И смешался. Он испугался, что Аспасия сейчас попрощается и уйдет. Надо было что-то сказать, чтобы удержать ее. – Вы часто сюда ходите? – спросил Андрей.