— Так пусть же цивилизация, в которой нет места ее творцу — человеку… — он выдержал небольшую паузу и властно закончил, как отрубил: — погибнет! Не столько смысл сказанного — тогда я, пожалуй, еще и не осознал всего, — сколько взгляд дяди Виктора напугал меня.

— Да, цивилизация Земли должна погибнуть, — Виктор вдруг обмяк, голос его теперь звучал устало и лицо выглядело утомленным.

— Но это вовсе не значит, что погибнет человечество. Соревнование между человеком и машинами погубит цивилизацию, но не человека. Человек выживет и спустя много тысячелетий создаст новую культуру. И, может быть, урок, преподнесенный ему, послужит на пользу. Такова моя цель. Пусть тебя не пугает это. Это не жестоко, а гуманно. Когда ты возмужаешь, ты познакомишься со всем, что я написал. Возможно, мои записи убедят тебя, и ты продолжишь начатое мною. Другого выхода я не вижу.

Наваждение кончилось — я снова был самим собою. Противный машинный голос, звучащий ниоткуда, раздавался в пустынном зале:

— Так я узнала о своем назначении. Этот их разговор сильно разволновал меня. Проклятый мантенераик прекрасно знал, что нужно было заложить в мою схему, чтобы я испытывала мучения от недостатка информации.

Мальчик и старший мантенераик встречались еще несколько раз, но разговор обо мне больше не затевали, как я ни жаждала этого. И только когда люди решили покинуть астероид, мальчик и конструктор вновь вспомнили обо мне.

— Продолжай, — велел я Машине. — Что они говорили?

Машина продолжала рассказ:

— И она останется здесь одна? Совсем одна! — воскликнул мальчик.

— На астероиде необходимо сохранить все в целости: по-прежнему будет содержаться скот, возделываться поля, сниматься урожаи… Запас продовольствия должен быть достаточным, чтобы могли прокормиться люди, если им почему-либо придется возвратиться назад.

— Но ведь она будет скучать!

— Чувства Машины и человека не совсем одинаковы. Я стремился воссоздать только последствия, аналогичные тем, какие совершает человек, испытывая эмоции. Вложить же в нее человеческие чувства я не в силах — мы ведь и сами до конца не знаем, как они возникают и действуют. Она может испытывать энергетический голод или перегрев — это будет вызывать желание избавиться, устранить причину, вызывающую вредное явление. Совпадает ли это с тем, что происходит в живом организме? Скорее нет. Я запрещаю тебе вводить в нее какую бы то ни было информацию! Никто не может предвидеть, к чему это приведет.

Выходит, я был прав: мальчик не послушался Виктора, подключил к машинному мозгу один из секторов книжного хранилища. Интересно, что же именно.

Я спросил об этом Машину.

— Художественную литературу и Историю, — ответила она.

— Литературу!

— Да, литературу. При этом он рассуждал вслух: «Этот сектор не может ничему повредить. А ей хватит развлекаться надолго».

— Ну, и какое же у тебя сложилось мнение об этом роде человеческой деятельности? — поинтересовался я.

— Неважное, — откровенно призналась Машина.

— Почему?

— Даже в самых пространных сочинениях содержится незначительная информация, да и та зачастую неверная. Я многое прочитала. Но когда пыталась анализировать поступки героев, то, как правило, не находила в них логики. Я привыкла решать строгие и четкие системы математических уравнений — от хаоса, который содержался в литературных произведениях, у меня едва не сгорели соединения с силовыми аккумуляторами. Особенно нелогичны поступки тех героев, которым автор симпатизирует: чаще всего они действуют так, словно нарочно добиваются для себя наихудшего результата. Мне ничего не стоило составить систему уравнений и решить, как следовало поступать герою в сложившихся обстоятельствах — почти всегда герои поступали наоборот.

Хуже всего, что по произведениям литературы редко можно было составить верное представление о быте и обстановке эпохи. Да и среди действующих лиц нередко оказывались персонажи, которых на самом деле никогда не существовало. Все это только сбивало меня. Будь в моем распоряжении достоверные источники информации, скольких ошибок я могла бы избежать!

Разрешить эту загадку с помощью литературы я не сумела. Не помогла мне и история человечества. Я насчитала всего несколько попыток установить разумный режим — во всей истории. Нужно было поставить опыт: самой создать человека, изучить его поведение.

Среди множества разнообразных литературных жанров выделялся один — выделялся особенной неправдоподобностью происходящего. Этот жанр был весьма распространен в конце Прошлого летоисчисления до начала новой эры — эры Большого космоса. Произведения этого жанра, помимо всевозможных небылиц, содержали еще неверные научные сведения. С наукою авторы обращались так же вольно, как и с фактами: новые законы и теории придумывали сами, нимало не считаясь, насколько это согласуется с природой. Однако из множества книг кое-что полезное можно было извлечь. Так я узнала, что человек произошел от животных, что главную роль в передаче наследственных признаков играл генетический код… Это были жалкие крупицы знаний. Многое оказывалось чистейшим вздором. Но я умела сопоставлять и анализировать.

Исходный материал для сотворения человека под рукой у меня был — стада овец. Теперь нужно было самостоятельно исследовать строение всех органов животного, чтобы выяснить, где же находятся гены и как они устроены. Я занялась анатомией на практике. Тысячи и десятки тысяч баранов были искромсаны мною и изучены до последней молекулы. Я отыскала гены и научилась влиять на их структуру, воздействуя различными энергетическими импульсами.

Увы, сотворить человека оказалось не просто: у овец специализация органов зашла слишком далеко, чтобы их можно было видоизменить. Для моей цели куда лучше подошли бы менее совершенные твари, нежели овцы. У примитивных существ значительно больше простора к эволюции. Всеми возможными средствами — химическими препаратами, радиоактивными и гравитационными лучами — вмешивалась я в структуру генов и… создавала уродов и монстров. Но я не прекращала опытов — никто не ограничивал меня во времени. И мне посчастливилось произвести на свет существа, похожие на обезьян. Не знаю, как это случилось, отчего именно и какие изменения совершились в генах, — только цели своей я достигла. Точнее, не цели, а нащупала верный путь. Дальше я проводила опыты уже с большей уверенностью.