– О, ну это вообще не проблема, – фыркает Макс. И тут же спрашивает: – А откуда ты знаешь Элис?

– И давно ты стал таким вредным? – вырывается у меня. Только потом я понимаю, насколько странно это звучит. Но Оливер не обратил на мои слова никакого внимания, а Селеста копается в телефоне.

– Неутомимый всезнайка Макс Вулф, – говорит Оливер. – Похожие вопросы мне мой сводный брат задает. Ему семь лет. Не в обиду: для своих лет он очень даже сообразительный. С прекрасной Элис Роуи я познакомился сегодня утром в кабинете декана. – Он останавливает свой «сегвей», опирается на руль и смотрит на меня с восхищением. – Великолепно выглядишь, кстати. Это твой натуральный цвет волос? – Он вытягивает руку и пробегает пальцами по волнам моих русых волос.

Хоть я и знаю, что Оливер любит нести всякую чушь, я краснею, кивая.

– А твое какое дело? – ехидно интересуется Макс.

– Ладно-ладно, – вмешивается Селеста, берет Макса за руку и тянет за собой. – Я знаю, ребята, вы друг друга не переносите, но сегодня вы словно с цепи сорвались. Пойдем-ка перекусим, задира.

Макс с неохотой встает, недобро поглядывая на нас.

– Ну так что там насчет прокатиться? – снова спрашивает Оливер.

– Я с удовольствием, – уверенно говорю я. Он подает мне руку, будто собирается помочь сесть в карету, и помогает встать на «сегвей». И пока мы уносимся в метафорический закат, сквозь развевающиеся светлые кудри Оливера я вижу, как Макс уходит вместе с Селестой, но смотрит нам вслед, прямо на меня.

– Ты готова? – спрашивает Макс. Я стою на доске для серфинга на самом верху винтовой лестницы в бабушкином доме, а Макс поддерживает меня за локти, чтобы я не потеряла равновесие. Теперь лестница не просто кажется бесконечной – у нее действительно нет конца.

– По-моему, наша затея не слишком-то безопасна, – замечаю я.

– Все пройдет отлично, – уверяет меня Макс. – Я буду позади, сразу за твоим плечом, обещаю. Что плохого может случиться?

– Не знаю, например, я упаду с доски, кубарем покачусь вниз и переломаю себе все кости, – предполагаю я.

– Обо что? – спрашивает Макс, и, когда я собираюсь показать ему, обо что тут можно удариться, обнаруживаю, что стены, перила и ступеньки сделаны из диванных подушек всевозможных цветов и оттенков: бордового, нежно-зеленого, темно-синего. Упав на такую лестницу, я в худшем случае засну.

– Теперь понятно, – говорю я.

– Так что? – переспрашивает Макс.

Мои губы медленно расплываются в улыбке.

Макс ухмыляется, целует меня в щеку и с силой толкает. Я лечу вниз по мягким ступеням, как сноубордист по снежному склону. Скольжу пружинисто и легко, и спуск мне очень нравится. Замечаю фотографии, которые проносятся мимо; присмотревшись внимательнее, я понимаю, что лестница превратилась в главный зал нью-йоркского музея Гуггенхайма, и все вокруг вращается, как стержень штопора.

– Макс? – кричу я.

– ВУУУУУУХУУУУУУ! – отзывается он позади. Кажется, он собирается меня обогнать, но вместо этого он вытягивает руку и подтягивает мою доску к своей. Мы оказываемся на одной доске, он крепко меня обнимает, а мимо нас проносятся бесценные произведения искусства.

Когда мы оказываемся на первом этаже, мы видим Нэн, она сидит в кресле, на ней красный костюм от Шанель и большая пляжная шляпа, а в руках – финишный флаг. Нэн взмахивает им.

– Вы выиграли, – сообщает она со свойственным ей спокойствием.

– У кого? – спрашиваю я.

Вместо ответа она показывает на лестницу. По ней на своих собственных досках спускаются декан Хаммер и Роберта. Роберта набирает скорость; поравнявшись с деканом Хаммером, она быстро толкает его рукой, и он падает.

– Эй! – восклицает декан Хаммер. Роберта только хихикает себе под нос.

Макс надевает мне на шею золотую медаль, широко улыбаясь.

– Отличная работа, – говорит он, его глаза блестят. Но что-то не так. Присмотревшись, я вижу, что они уже не загадочного серо-зеленого цвета. Они ярко-голубые, как у Оливера.

– Макс? Ты в порядке? – спрашиваю я.

– А с чего ты спрашиваешь? – интересуется он.

– У тебя глаза… – начинаю было я. Присмотревшись еще внимательнее, вижу, что теперь они темно-фиолетовые. А потом снова цвета морской волны. – Да нет, ничего, – говорю я, мотая головой.