– Царевич, – с улыбкой произнес Борис. Ему в принципе понравилось предложение ударить купцов по самому больному месту – кошельку. – Почему ты не говоришь, как поступить с этим вором? Четвертовать или на кол посадить? Как-никак покушался на природного Рюриковича.

– Он купец. Позорная смерть его не тронет. Да и кровь не нужно лишний раз проливать. Предлагаю все его личное имущество конфисковать, семью продать татарам. Самому же на лбу и щеках поставить клеймо «вор»: одно на русском, второе – на латинском, а третье – на английском языке. Чтобы ни у кого сомнений не было в его природе и естестве. Потом посадить на фризский корабль и отправить домой с чистой совестью. Пусть себе живет, как сможет.

Борис скосился на патриарха. Тот едва заметно кивнул. Прошелся взглядом по всем ключевым боярам. Те также кивали.

– Быть по сему! – громко произнес царь и стукнул посохом.

И стрельцы, державшие англичанина, сразу же потащили его прочь.

Всех вполне устроил вариант, предложенный Дмитрием. И одновременно с тем удивил. Даже в какой-то мере расстроил. Ведь люди ждали ярости и крови. А тут такая обыденность… Шоу не вышло. Хотя тему для разговоров царевич подкинул неплохую. Вряд ли удастся реализовать идею Дмитрия о торговых делах с Испанией, но разве это мешает подобное пообсуждать?

20 ноября 1603 года, Москва

Безделье вымораживало.

Да, удалось разнообразить свой досуг и не день-деньской просиживать в четырех стенах. Но все равно дел никаких внятных не было. Так что все дни напролет Дмитрий все так же посвящал тренировкам. Только теперь он и верховыми прогулками мог заниматься, с эскортом, разумеется, и упражнениями на свежем воздухе с клинками. Но все одно – скука.

Еще эта возня бояр вокруг него нехорошая…

Подумав и все взвесив, Дмитрий напросился на прием к царю. С глазу на глаз. Тот оказался не прочь пообщаться. Даже отметил, что давно пора.

– Что ты хочешь? – нейтрально поинтересовался царь.

– Уехать.

– Уехать? – удивленно переспросил тот. – Ты снова за свое? Хм. И куда же ты хочешь ехать? К полякам? К шведам?

– В Испанию. А оттуда в Новый Свет.

– Дались тебе эти дали! А главное, зачем?

– Зачем? О, то не трудно понять. Месяц едва прошел с того дня, как меня официально признали царевичем, а я морды эти боярские уже видеть не могу. Добрую половину зарезать хочется. Ходишь, улыбаешься и втайне надеешься, что вот-вот кто споткнется и шею себе сломает или бревно ему какое на голову упадет.

– Вижу, – понимающе усмехнулся Борис, – человеколюбие в душе твоей не так сильно и изобильно, как должно доброму христианину.

– А с чего ему там появиться? Покинул темницу. Обрадовался. Вздохнул полной грудью. И что? С разбегу влетел в бочку с пауками! Ты-то – понятно, заложник ситуации. Была бы твоя воля – повесил меня на ближайшем суку, ибо угроза тебе и твоему сыну. Вольная или нет – не важно. Главное, что меня можно использовать как стяг, дабы бунтовать. Патриарха тоже можно понять – он заботится о покое державы. У тебя ведь только один сын. И если что с ним случится, будет смута сразу после того, как ты отойдешь в лучший мир. Все мы смертны и моложе с годами не становимся. Вот он и решил обеспечить запасного наследника. На всякий случай. Шуйские так еще прозрачнее. Мне уже девиц из своего рода подводили подходящих. Вроде и в шутку, но… – развел руками Дмитрий.

– Знаю, – кивнул Борис. – Но не понимаю, зачем ко мне пришел. Ведь уступи Шуйским, и они тебя охотно на престол посадят.

– А оно мне надо? – скривился Дмитрий. – Много ли монархов за последние сто лет умерли своей смертью в пределах Кремля? Бабку мою державную, Елену, Шуйские отравили. Отца – Романовы. Брата – ты. Не кривись. В том не виню, ибо знаю – блаженный он был. Да чего уж там, дурак полный. Твоей сестре можно только посочувствовать, ибо подвиг духовный совершила. А ведь ей не только с ним жить требовалось, но и постель делить, – поморщился Дмитрий. – И оно мне надо в таком дерьме плескаться? Тем более что вырос я на чужбине и здесь совсем чужой.

– А если дочь свою в жены предложу? – прищурившись, спросил Борис Федорович. – Шуйские от тебя отстанут, как и другие. Да и мне покоя больше, все же не чужой станешь.

– Тебе ее совсем не жалко? Да? Или злоключения отца моего ничему не научили? Сколько она проживет после брака? Год? Два? Мнится мне, что как понесет от меня, так последние месяцы ее жизни и начнутся. Ибо отравят.

– Ее еду всегда пробуют наперед.

– Слушай, ты как ребенок. Ну, пробуют? И что с того? И Ксения, и тот человек, что пробует ее еду, – взрослые и вполне здоровые люди. Им нужна одна порция яда для отравления. А у дочери твоей в чреве будет дите малое. Кроха совсем. Слабая и беззащитная. Ей яду нужно много меньше, чтобы умереть, не родившись. Мать и не заметит, как дите скончается. Добавит Ксении здоровья мертвый плод? Ой, не думаю. Обычно с такими бедами умирают. А если и выживают, то, как правило, остаются бесплодными. И что самое тошное, злодеи не только нагадят, но и бога бросятся поминать. Дескать, за грехи тяжкие наказание, ибо доказательств-то отравления не будет.

– Умеешь ты в тоску вогнать, – мрачно отметил царь.

– Боярская вольница, что саранча египетская. Оставляет после себя только смуту, разоренную державу да трупов великое множество. Отец не зря опричнину учинил. Одна беда – хотел как лучше, а получилось как всегда. Да и вообще, как я узнал, что Шуйские тут творили при малолетнем Иване Васильевиче, то искренне удивился его человеколюбию. Я бы весь род под корень срубил в назидание другим. Выжег каленым железом!

– Они Рюриковичи!