Они это знали все, говорливые демороссы российские, – потому-то так нагло и дерзко себя и вели, как магнитом притягивая простаков-обывателей…

И в такое-то вот кодло перестроечно-либеральное, визгливое, злобное и тошнотворно-вонючее до невозможности, в крикливо-глумливую компанию словоблудов и клоунов, и циников-перевёртышей записных и вляпался в 1989 году заскучавший без аплодисментов и власти Ельцин, у которого амбиций было на десятерых, а умишка – кот наплакал. К тому же, был он запойный алкаш, готовый всё променять на водку, с водкой как с жинкой сроднившийся и не просыхавший уже от неё, – идеальная кандидатура для куклы-марионетки на будущем президентском посту, на который его к тому времени сильные мира сего уже твёрдо определили и не спеша готовили.

Они-то и дали команду демократической своре из депутатов, писателей, адвокатов и журналистов: он-де у вас будет главным теперь, работайте все на него, его одного славьте, возвеличивайте и продвигайте. И те всем скопом потащили “брата Бориса” “наверх” согласно закулисным приказам и планам – принялись его раскручивать с новой силой как “единственную достойную альтернативу” слабевшему в политическом плане Горби.

На Съездах народных депутатов СССР, правда, что следовали один за другим вплоть до крушения государства, косноязычный Борис Николаевич не был особо заметен и на слуху. Там солировали и дирижировали, давали звону и копоти другие депутаты-межрегионалы, поговорливее и попроще, главное, подешевле, которые не много стоили, не сильно были нужны. По задумке хозяев они представляли собой этакий политический штурмовой таран, грубую рабочую силу или “пушечное мясо” – если уж совсем откровенно и грубо, что призваны были расчистить дорогу для главных действующих лиц, для “тяжеловесов”, и тихо уйти со сцены. Полупомешанный академик Сахаров, в первую очередь, – промотавшийся авантюрист, пугало огородное, посмешище, шабес-гой, перед смертью готовый влезть во все дырки, как кажется, и заявить о себе как о единственном светоче и моралисте, неустрашимом борце за “права”. Вот только кого и какие?! – Бог весть! Поди пойми и разбери его, чудака, чего он там под конец жизни о себе возомнил, о чём мечтал и заботился, что думал!

Так вот, он раз за разом нахально забирался на трибуну Кремлёвского Дворца Съездов без всякой очереди и, густо брызжа слюнною на депутатов, что-то пытался всем доказать: что-то такое особенное и чрезвычайное, что только он один якобы знал – и больше никто. И этой запредельной наглостью и навязчивостью, и псевдо-всезнайством академическим до ужаса всем сразу же осточертел, достал до ума и печёнок. Так, что его оглушительным свистом и матом сгоняли уже со сцены порядочные депутаты, не имея сил и желания выслушивать его старческий либерально-продажный бред; а депутаты-афганцы которому плевали в рожу прямо в зале и называли иудою за всё то, что он написал и наговорил про них, покуда они воевали…

14

Ельцина же пока держали в резерве, не распыляли на “мелочи” и склоки – зачем? Его готовили к куда более важным, внутри-российским баталиям – к пленарным заседаниям Верховного Совета РСФСР, который по плану он и должен был в ближайшее время возглавить. Чтобы начинать действовать решительно и активно на заключительном этапе перестройки – крушить и ломать предельно уже деморализованный и расшатанный его подельником-Горбачёвым Советский Союз – лакомый кусок, кусище целый для мирового банковского капитала и олигархии! Заветный приз, который всего на свете стоил!

А для этого в начале 1990-го года Ельцину создаётся реклама прямо-таки бешеная в электронных и печатных СМИ как человеку Слова и Дела, бунтарю-одиночке к тому же, добровольно отказавшемуся-де – ради принципов и идеалов, достоинства и чести – от питательных кремлёвских пайков и дач, от власти и привилегий. Которыми он обладал на посту московского градоначальника и которыми мужественно пренебрёг, от себя отринул. Создаётся реклама этакому человеку-великану, короче, «невольнику чести», бросившему вызов Системе, которая-де ему за это отчаянно мстит. То автомобильную аварию ему вдруг “подстроит” с благополучным исходом, то в подмосковную речку в дымину пьяного “сбросит”, из которой он, опять-таки, целым и невредимым всплывал. До костей продрогшим и вымокшим, но честным. И несгибаемым, главное. Этаким добрым молодцем, как Иван-царевич из сказки, которому всё нипочём, который-де и в огне не горит, и в воде не тонет, и чарам колдовским неподвластен. Словом, чего только тогда про него ни придумывали продажные журналюги, каких только баек стране ни рассказывали, ни плели, создавая имидж “непотопляемого” во всех смыслах героя-богатыря, которого-де и пуля-дура боится, и штык-молодец не берёт.

И на волне оппозиционных настроений в обществе, подкреплённых газетными “утками”, его, как «одного из последовательных и убеждённых борцов с привилегиями парт-номенклатуры», 4 марта 1990 года избирают народным депутатом РСФСР от Свердловска. А через два с половиной месяца, 29 мая 1990 года, он становится, пусть и с третьей попытки, Председателем Верховного Совета РСФСР. Должность уже приличная по сравнению с Госстроем, где от него мало чего зависело в плане политики, где как политик он совершенно выродился и зачах…

Но ему и его закулисным кураторам этого было мало, разумеется. Для них это было только начало: их разрушительной машины разгон.

И 12 июня 1990 года, всего-то через две недели после своего избрания, новый Председатель ВС РСФСР Б.Н.Ельцин, без дрожи в голосе и трясучки в душе и руках, выносит на Съезд народных депутатов России важнейшее постановление – Декларацию о государственном суверенитете РСФСР. А ошалевшие от радости и гордости депутаты её практически единодушно поддерживают, не понимая, по-видимому, до конца, что они, зомбированные, вытворяют, и что вообще происходит на их глазах, какая чудовищная творится мистерия.

А ведь принятием той Декларации они сделали первый и главный по сути шаг к развалу СССР. Потому что Декларация предусматривала главным образом и прежде всего приоритет российских законов перед союзными. То есть разрушала тем самым единое некогда советское законодательное пространство, единую систему ценностей, власти; делала лишними и ненужными в перспективе центральные органы управления страной. Это, наконец, вызвало немедленную цепную реакцию “суверенитетов” остальных республик, входивших в СССР, которых в стремлении отделиться и получить “свободу” всецело поддерживал Запад.