– Так что же об изобретениях?

– Я хотел познакомить вас с тремя из моих работ, – начал я. Этот текст был подготовлен мной заранее. – Первая моя работа касается очистки водоемов от загрязнения и построена на таком принципе...

И тут вдруг я понял, что не имею представления о том, на каком принципе строится моя работа.

Сорокалет ждал. Он смотрел мимо меня, вдаль, глаза его были задумчивы и печальны. А я в этот момент увидел птицу на ветке, может быть, воробья, я еще не занимался всерьез орнитологией, и я стал смотреть на птицу и ждать, когда она улетит. А птица не улетала. И больше ни одной мысли в голове не было.

– Ну что же? – спросил Сорокалет. Я не знаю, сколько он ждал.

– Я забыл, – признался я.

– Забыл, расскажи о втором изобретении.

Это была великолепная мысль. Конечно же, мне надо было догадаться самому. Я с облегчением вздохнул и сказал:

– Второе мое изобретение...

Птица, как назло, не улетала с ветки. Ну что, привязали ее, что ли? Я не сомневался в том, что я что-то изобрел. Наверняка изобрел, но в том месте мозга, где должно было лежать изобретение, была громадная гулкая пустота. И неожиданно для себя самого я спросил:

– А этот человек, который с черным саквояжем, он что у вас отнял?

Я спросил это, потому что хотел отвлечь Сорокалета от моих несчастных изобретений, которых на самом деле не было.

Сорокалет сразу ожил.

Он даже вскочил со скамейки. Словно его включили в сеть.

– Ты что об этом знаешь? Говори!

– Я видел вас днем. Вы шли за ним и о чем-то просили.

– Поздно, – сказал Сорокалет. – Я его упустил. Я думал, что ты еще что-нибудь знаешь... Впрочем, откуда тебе знать?

– Я его видел потом, – сказал я. – Он приходил к нам в Дом пионеров. Сидел...

– И что делал? Что он еще делал?

– Сидел и ничего не делал. Открыл свой саквояж, копался в нем, а потом, когда мы его спросили, что он делает, повернулся и ушел. Через мастерскую, через окно.

– Открывал? А близко он был от тебя?

– Ну как вы.

– Стой, Деткин, повтори: ты зачем хотел меня видеть?

– Моя фамилия Бабкин, – сказал я. – Мне сказали, что вы можете со мной поговорить, потому что мои изобретения представляют интерес для науки.

– И ты можешь мне изложить суть изобретений?

– Я же говорил... – И тут меня снова застопорило. И я стал глядеть на птицу.

Сорокалет очень мною заинтересовался. Он приблизил свои очки ко мне, наклонился и понизил голос, задавая следующий вопрос:

– А сегодня утром, даже днем, ты знал, что изобрел?

– Я и сейчас знаю... нет, не знаю.

И вдруг я понял, что в самом деле забыл, полностью. Начисто забыл, что же изобрел.

– Я забыл? Этого не может быть!

Я боялся, что Сорокалет сейчас рассмеется, в самом деле можно рассмеяться – приходит к тебе мальчик, фактически ребенок, который говорит, что хочет заниматься в твоем семинаре, а ничего не знает. И изобретений у него никаких нет.

Сорокалет не смеялся. Он смотрел на меня серьезно, с сочувствием, но мне все равно хотелось ему доказать, оправдаться.

– Если вы не верите, – сказал я, – то можно позвонить к нам в кружок. Там вам любой скажет, что я получил премию. Про меня заметка была в «Юном технике»...

– Я тебе верю, – сказал он. – Больше того, я верю, что у тебя были очень хорошие изобретения, настолько хорошие, что их надо было украсть.

– Кому надо было украсть?

– Тому человеку, с черным саквояжем.

– Как можно украсть? Я же их не патентовал. Я только думал о них.

– Я тоже думал, – сказал Сорокалет. – И когда это случилось, я не сразу сообразил. Но потом все же додумался. Правда, какие-то сомнения у меня оставались до сих пор. И ты их рассеял. Теперь все ясно – надо действовать.

– Пал Никитич! – взмолился я. – Расскажите мне, пожалуйста, в чем дело. Я же ничего не понимаю.

– Садись. – Он сел на скамейку, и я понял, насколько он изменился за последние минуты. Глазки за толстыми стеклами очков буквально пылали, щеки покраснели, и уголки губ приподнялись, отчего его лицо потеряло обиженное и растерянное выражение. Стало обыкновенным и добрым, и даже очень приятным лицом.

Я послушно сел рядом с ним.

– Это случилось сегодня днем, – сказал Сорокалет. – Я как раз собирался обедать, когда он пришел. Он сказал, что должен мне передать привет от моего знакомого, но никакого знакомого в городе Брянске у меня нет. В общем, ему было все равно, верю я ему или нет. Ему нужно было потянуть время. Он сел, раскрыл свой саквояж и сделал вид, что ищет письмо. А я как-то не обратил на него должного внимания. Я собирался обедать, а он мне очень мешал. Я сказал ему, что, пока он будет искать письмо, я буду собираться. И он был рад. Он возился в своем саквояже. Потом закрыл его и сказал, что письмо он забыл в гостинице. Мы вышли с ним вместе, он молчал. Он мне показался странным. Ты знаешь, что такое интуиция?