– А я говорю – открывай. Дело есть.

– Какое дело?

Он снова позвонил.

Вроде бы Семен уже ушел. Можно открывать. А дальше тянуть – только возбуждать подозрение.

Груздь вошел, заполнив вялым телом весь коридор.

– Твой дома? – спросил он.

– Мой в газете, – ответила Зинаида. – Его Изя вызвал, задание важное.

– Ну и хорошо, что он на работе, хотя сильно сомневаюсь, – сказал Груздь. – Душит он где-то христианских младенцев.

– Ну что ты говоришь! – возмутилась Зинаида. – Семен никого в жизни и пальцем не тронул.

– Это тебе так кажется по причине совместного проживания, – ответил Груздь. – У меня дело короткое. Могу помочь.

– Как так – помочь?

– Я единственный, кто имеет знания о вас. Моя информация – твое спасение.

– Я вас не совсем понимаю.

– А тебе и не надо понимать.

Груздь не был в себе уверен и внутренне был готов уклониться от заслуженной пощечины. Оттого был даже более агрессивен, чем того требовали обстоятельства. В то же время еще больше он боялся упустить момент, продешевить – ведь такое везение случается раз в жизни, и нужно ухватить свое везде, где могут дать.

С утра Груздь деятельно носился по городу, убежденный, что поймал злоумышленника. Хотя чуял, что поймал-то он за хвост тигра.

– Есть предложение, – сказал он, заполняя собой проход на кухню, – что я могу гарантировать вашу безопасность. Никому ни слова из уважения к памяти твоих родителей и тебе лично.

– Мои родители живы и здоровы, – ответила Зинаида. Она уже почти знала, зачем он заявился.

– Это не так важно.

– Скорее, Груздь, – сказала Зинаида. – Скорее, я спешу.

– А ты не спеши, потому что от возмездия ты не уйдешь. От справедливого, ты меня понимаешь?

– Или говори, или мотай отсюда.

– А я ведь вдвое тебя старше, по крайней мере.

Зинаида не смела собирать при нем сумки. Может, он с другим пришел, а тут убедится, что прав.

– Вопрос о твоем Семене. Я его, конечно, уважаю.

– Родители его далеко живут, – сказала Зинаида. – Ты их уважать не можешь.

– Я отношусь с уважением к любому живому существу, честное слово. Недаром я представляю собой ведомство гражданской обороны.

– Ага, накройся простыней и ползи на кладбище. И что же ты хотел сказать?

– Тысяча «зеленых». И я твой друг. И молчу.

– Тысяча «зеленых»? А их нет у меня.

– Есть, я все знаю. И две тысячи найдется, но мне всего не надо, я только за услугу возьму и пошел.

– Дурак ты, Груздь, – сказала Зинаида. – Как только я тебе хоть рубль дам, ты сразу на меня донесешь, потому что тогда у тебя сомнения пропадут. Нет тебе ни рубля, нет состава преступления. Пошел отсюда, катись колбаской по Малой Спасской.

– Ты грубо себя ведешь и ошибаешься.

– Считай как знаешь.

– Ты меня толкаешь на сообщение в компетентные органы.

– А ты и без этого побежишь в компетентные органы, – сказала Зина. – Только там тебе не заплатят.

– А может, пятьсот?

Зина подумала, что Груздь сильно постарел. Она его с детства знала, он еще с лекциями по ДОСААФу выступал, как оберегаться от радиации.

– И что ты к моему Семену привязался?

– Потому что он не Семен, – Груздь понизил голос, словно опасался подслушки, – а враг номер один, засланец инопланетных органов.

– Знаешь, что я тебе скажу, – ответила Зинаида. – Плевать мне с высокого дерева, как ты Семена назовешь. Он мой муж, понимаешь? Я люблю его. И таким сволочам, как ты, никогда не отдам. На любом суде его отстою!

– Ох и продалась ты, Зинка, ох и продажная! Выведут тебя на чистую воду, может, ты сама уже укушенная.

– И что же?

– А ты про вампиров смотрела? Вампиры как подсосут твоей кровушки – и все, ты сама вампирка.

– Тронутый ты, Груздь.

– Тронутый не тронутый, а даю тебе час на размышление. В ФСБ меня с распростертыми объятиями ждут.

– Ох и рискуешь ты, Груздь, – сказала Зинаида.

– Через час. Напиться не дашь?

– Не дам!

– Это тебе тоже припомнится.

Она закрыла за ним дверь, даже набросила цепочку.

Дыхание было быстрым, голова кружилась. Он не будет ждать час. Не будет. Он уже побежал. И они ее возьмут, а тогда Сеня сразу им попадется. Ведь долго не протерпит без нее, прибежит за ней. Она же его знает. Он любит ее. А к нашим сволочным нравам не привык и попадется. Он же, наверное, думает, что люди – порядочные…