– Ну что, Мартин, как на вкус ее сладкие булочки, ты же практически попробовал их на вкус? Или не до конца распробовал? – теперь потешались над ним, все господа.
– Нельзя оставлять даму неудовлетворенной, смотри как она спешила встретить тебя, явно между вами что-то вспыхнуло, а вдруг это любовь? – гоготал Гастон.

– Зря в прошлый раз отговорил тебя, - зло выплюнул Мартин, - больше вмешиваться в ваши отношения не стану, - мне здесь всю одежду забрызгали пивом, делай что хочешь с дурнушкой, - и он отвернулся от меня.

Внутри, словно что-то упало, боль от разочарования и обиды захлестнула меня, по всей видимости все эти чувства читались на моем бесхитростном лице, как по раскрытой книге.

– Смотри, а девчонка то влюбилась, опять распереживалась, но уже от того, что ее не хочет Мартин, - подметил Гастон, внимательно следя за моим лицом.

– Хочешь ее – не нравится, не хотят – обижается, вот женщины, никогда не мог их понять.

– Ты прав, Гастон, ее место на кухне, среди грязной посуды, а самое лучшее, что сможет достичь – это ублажать одиноких путников с дороги, предварительно напоив их. Она не достойна ни одного из нас, даже в качестве постельной игрушки, просто в прошлый раз в темноте ты ее не рассмотрел, как следует, а я тебя предостерег от ужаса с похмелья, - зло рассмеялся Мартин, глядя мне в лицо.

Эта фраза стала последней каплей, слезы, как по команде брызнули из глаз, что было силы припустила в свою комнату, заперла дверь и уткнулась реветь в подушку, не желая ни выходить, ни обслуживать никого из гостей. Чудовище, притаившееся в любимом мужчине, напугало меня больше, чем похабные шутки и приставания Гастона. Моему разочарованию не было предела, для себя четко решила, никогда больше не смотреть в сторону мужчин, так как осознала простую истину, как женщина я их никогда не заинтересую, а за приданное без любви, это себе дороже.

(Перемотав жизнь Клаудии на пять, а потом и на десять лет вперед – ни разу не увидела рядом с ней мужчину, она по всей видимости твердо решила не доверять сильному полу, хотя продолжала по-прежнему работать в таверне отца, обслуживая едой и напитками усталых путников с дороги).

Глава 18 Преображение

Выйдя из воспоминаний моей души, осознала, что внутри по отношению к сильным мужчинам до сих пор присутствует страх и обида, ведь не только Мартин ранил в прошлом мою душу, но и король, сославший на смерть молодого гонца и барон, на землях которого проработал всю жизнь за еду для семьи, и скорее всего, еще не мало было воплощений, когда сильный пол обижал меня, а дать отпор в силу страха смерти не удавалось.

Сейчас, в 21 веке, другие права и порядки, за отстаивания своих прав – не убивают, ну разве оштрафуют и все. Сегодня, по сути, можно не бояться чиновников при власти, а также сильных мужчин – есть закон, который худо - бедно защищает права женщин, но по правде, каждый второй их опасается и боится заявить о несправедливости, скорее всего генетическая память работает против нас.

Проведя параллель между жизнью Клаудии и моей в 21 веке, где в двадцать восемь лет у меня, кроме, как с Сергеем не было серьезных отношений. О замужестве я даже не задумывалась, хотя внешностью бог не обидел, часто парни заглядывались и делали комплименты, но словно эти комплименты относились не ко мне, пролетая мимо, меня не затрагивали. Теперь понятно, что память о той жизни до сих пор не дает серьезно относится к намерениям и симпатиям парней, заставляя сторониться и избегать близкого общения. Исключением стал лишь Сергей, но и он, также, как и Мартин предал искренние чувства, причинив боль и сильное разочарование.

Перспектива остаться «старой девой», не в прямом смысле, а вообще больше без каких-либо отношений меня совсем не обрадовала, ситуацию надо исправлять. Необходимо что-то придумать для Клаудии, чтобы, пережив ее жизнь снова, но уже по - иному, мое бессознательное впитало новый опыт и с интересом стало относиться к противоположному полу. По всей видимости без крепкой чашечки кофе вновь не обойтись, нужно выстроить план и разработать женскую стратегию.

Погружаться решила в тот момент, когда слезы обиды во второй раз душили Клаудию и она вымочила ими всю подушку.

Намерение исправить ситуацию было так сильно, что погрузилась быстро, увидев вокруг себя темную комнату, освещенную лишь светом луны в тусклом окне и кровать, на которой сидела и обнимала ту самую пресловутую мокрую от слез подушку.

В дверь тихо кто-то постучался. Я замерла, боясь выдать свое присутствие.

– Доченька, открой, я все слышал и знаю, что ты у себя,- проговорил отец.

– Я к ним не выйду ни за что, не уговаривай, прошу тебя, - всхлипнула я, стараясь подавить плач.

– Сам не пущу тебя вниз, просто боюсь за тебя, как бы ты чего не удумала, открой Клаудия, - попросил отец, - у меня есть к тебе предложение.

Не открыть я не могла, зажгла свечу и впустила отца, пряча глаза полные слез.

Он присел на край кровати и тяжело вздохнул.

– Во многом моя вина, доченька, не хотел я участи тебе такой, проговорил он, - но и одному справиться с таверной мне было не под силу.

– Я все обдумал и больше со мной не спорь, мы не из такого уж безродного рода, как ты думаешь, твоя мать была дочерью графа, хоть и не законно рожденной, поэтому в тебе есть кровь благородных семей, - с гордостью открыл тайну рождения моей матери.