Шрифт:
– Вот и прекрасно, значит, договорились...
– Да нет же!..
– А орка мы будем предупреждать?
– подал голос Стив.
– Как бы он не вмешался...
– Он вмешается, обязательно, - мрачно кивнул Ааронн.
– Уж не знаю, какие у них там долги между собой, но он почему-то ведет себя так, будто Иефа не наш, а его собственный, личный бард.
– Он просто беспокоится за неё...
– Ой, брось! Орк - и беспокоится о ком-то, кроме себя? Этна, как можно быть такой идеалисткой? Это же... это же - орк! Да и наша Иефа, знаешь ли, особой душевностью не отличалась никогда, чтобы вот так...
– Ааронн!
– дриада гневно сверкнула глазами.
– Тебе должно быть стыдно.
– Так мы будем его предупреждать или нет, шантажиста-то?
– снова вмешался Стив, который - как всегда, когда Ааронн начинал кампанию против орка, - испытал внезапный прилив симпатии к друиду.
Этна задумалась.
– Нет, не будем, - решительно сказала она полминуты спустя.
– Очень не хочется так с ним поступать, но его придётся обезвредить - только деликатно! И тоже связать. Если его предупредить, он может случайно выдать наш план Иефе. Или, даже если не выдаст, она ни за что не поверит, что он согласился, а значит, призрак тоже заподозрит подвох. А если Иефа увидит, что мы его нейтрализовали - напоминаю, деликатно!
– ей проще будет поверить в наши намерения... Мы дали ей достаточно оснований для этого... за последнее время. Она потом поймёт, почему мы так поступили.
– Если выживет, конечно, - буркнул эльф.
– Выживет, - воинственно ухватился за топорище Стив.
– Пусть только попробует не выжить! А шантажиста, уж позвольте, я сам... нейтрализую. Три дня валяться будет.
– Этого я как раз и боюсь!
– Ладно, шучу. Хорошо, не шучу, мечтаю. Да будет тебе, Этна, глазами-то сверкать! Я аккуратно - Мораддином клянусь!
– Я прослежу, - пообещал Ааронн, и добавил тихонько: - и помогу заодно.
Дриада демонстративно вздохнула и закатила глаза, но комментировать не стала.
– Зулин, пока эти двое готовят план захвата, давай я тебе объясню, что от тебя требуется...
***
Орк шагал по лесу размашисто и мягко, и можно было бы, наверное, даже прикорнуть у него на плече и поспать немного, если бы не было так больно. О том, что происходило с ней, пока партия воевала с лесом, Иефа помнила урывками, но и этих воспоминаний хватало с лихвой, чтобы бояться снова закрыть глаза.
В какой-то момент, когда ей показалось, что она вернулась в каменный мешок, что всё наоборот - и это она застряла в теле ведьмы, и теперь так будет всегда - чёрная сырость вокруг, мокрая каменная кладка и боль, - в какой-то момент она услышала голос Нораха. Орк кричал ей, чтобы она впустила ведьму, и это было так странно, так неправильно, что Иефа будто очнулась от страшной липкой дремоты. И тогда мир начал двоиться: она лежала, скорчившись на земле в ночном лесу, и над ней бесновалась обезумевшая ведьма, и одновременно она слышала, как где-то далеко (близко?) переговариваются сопартийцы, и голоса их то приближались и становились резкими, громкими, то отдалялись, стихали, растворялись в лесном шуме, но не исчезали совсем - возвращались. А потом Элена вдруг остановилась. Застыла в широком замахе, но так и не ударила. И лес застыл вместе с ведьмой, каждой веточкой, каждым листочком, и ветер улёгся, и даже настырный звон в ушах прекратился, только сердце кузнечным молотом стучало где-то под лобной костью. Они говорили о том, что её надо убить - но врали так неталантливо, что Иефа даже не успела испугаться. Досада на такую глупую фальшь - вот, пожалуй, и всё... Хотя, нет, удивление. Как ведьма могла не понять, не распознать, что они притворяются?
А потом плотную ткань воздуха за правым плечом Элены распороло лезвие охотничьего ножа, ведьма вскрикнула испуганно и яростно и пропала. Отпустила, оставив после себя опоганенное нутро, истерзанное тело и страх уснуть. Иефа знала, что это до поры. Время работало против неё. Она чувствовала Элену, как, наверное, старые воины чувствуют навсегда оставшийся в теле осколок наконечника стрелы. И чем дальше, тем сильнее.
– Мы далеко?
– спросила Иефа, сообразив, что Норах отошел от лагеря уже на довольно приличное расстояние.
– Смотря зачем ушли, - невозмутимо ответил орк и остановился.
– Мы зачем ушли? Правда, что ли, по нужде?
– Нет, - мотнула головой Иефа, покраснела от смущения и ужасно рассердилась за это сама на себя.
– Ну, я так и думал, - кивнул Норах.
– Сядем?
– Давай, - согласилась Иефа. Орк нашел место посуше у корней старого дерева, усадил полуэльфку и устроился рядом. Иефа помолчала немножко и вздохнула.
– Я хотела чуть-чуть тишины. И чтобы никто не смотрел на меня с жалостью. И чтобы никто не обсуждал мою сломанную спину и перспективы мытья моей задницы так, будто меня здесь нет.
– Приятного мало.
– Ещё я хочу попросить тебя.
– Попроси.
– Я могла бы попросить их, но они всё равно сделают всё по-своему. Они ведь всегда лучше меня знают, как на самом деле надо.
– Зря ты так. Дварф за тебя кому угодно глотку перегрызёт, поверь мне.
– Я знаю. То есть... Я тоже так думала. Ты не отвлекай меня сейчас. Понимаешь, очень больно... постоянно. Внутри. Снаружи. Везде! И всё время хочется спать - невыносимо. Лечить - ты слышал - никто меня не будет. А само, боюсь, не заживёт.
– Мы придумаем что-нибудь. Хочешь, я тебя заберу - найдём какого-нибудь целителя, который не побоится дурацкого привидения...
– Нет, погоди...
– Иефа взяла орка за руку, раскрыла его ладонь, положила в центр скрученный сухой листик.
– Видишь, вот такая я была. Сожми кулак.
Норах послушался, а когда разжал пальцы, от листика осталась невесомая труха.
– А вот такая я сейчас, - сказала полуэльфка, поднесла ладонь орка к лицу и легко подула. Остатки листика, подхваченные теплым дыханием барда, поднялись в воздух и пропали в темноте.