Шрифт:
– Но лишь потому, что опустела казна, и нечего стало красть. Хотя в последнее время произошло довольно много необычного.
– С наступлением весны все крысы, прятавшиеся в норах, пришли в движение.
Итан взглянул на окружавшие его здания:
– Какой же долгой была это зима.
Во времена императорского воцарения, послужившего ответом на сердечные мольбы граждан, дворец Ген’эй был всё ещё украшен потускневшим золотом и серебром. Но теперь это здание, некогда расписанное утончённым способом, выглядело не иначе, как тускло-коричневым. По приказу императора дворец освободили от всех украшений. Золото, серебро и драгоценные камни вплоть до самоцветов, украшавших трон, были распроданы на торгах.
Таким образом в Эн избегали острой нужды.
Число зданий сократилось почти вдвое. Император приказал их разобрать, дерево и камни отгрузить на рынок. Только чёрные крыши, возвышавшиеся над вершинами горы Какню, остались нетронутыми от предыдущей династии.
Поговаривали, что императорский дворец был дарован первому императору Эн самим Тентеем. Из уважения к прошлому, последующие правители только обустраивали этот дворец и ничего не убирали.
В этих зданиях была прописана вся история монархии. Известие о том, что из них вывезут драгоценности, затем разберут и распродадут по кусочкам, потрясло удручённых министров, как гром среди ясного неба.
– Выполняйте, – приказал император.
Взяточники, разграбившие императорскую казну и набившие себе карманы при императоре Кёо, остались на местах. Он мог уволить министров и провинциальных лордов и конфисковать их личное имущество, но так и не нашёл для этого времени или сил. Восстановление земли и сбор урожая с разорённых угодий имели первостепенное значение.
Пастбища и рисовые поля были выжженными и почерневшими. Потребовалось двадцать лет, прежде чем фермеру удалось вспахать поле и вырастить урожай, которым он смог прокормить всю семью. Сокровища императорского дворца были проданы другим королевствам, склады опустошались до тех пор, пока не осталось ни единого солдатского кинжала, и даже тогда они едва сводили концы с концами.
– Считайте это просто банковским депозитом, – советовал император. – Люди, откладывающие больше, чем они тратят, не ощутят особого ущерба. Только транжиры и расточители будут страдать. Когда придёт время, всё будет восстановлено.
Наконец это время настало.
Итан еле слышно сказал:
– Он невероятно беспечный, но не глупый.
Сюко улыбнулся:
– Давай просто признаем, что он делает всё от него зависящее, вот только задом наперёд.
Глава 4
Император Эн и его необдуманные решения подверглись серьёзной критике в личных покоях внутреннего дворца.
– Да, я понял, к чему вы клоните, – сказал Сёрью, глядя на четырёх обступивших его мужчин.
Итан взглянул на него в ответ:
– Вы поняли? И это всё?
– Я уже образумился.
– Я ещё никогда не оказывался в столь унизительном положении. И боюсь, это чувство меня не покинет до конца моей жизни.
– Вот-вот, – раздался голос позади него, но Итан не обратил на него внимания.
– В самом деле, – вздохнув, сказал Сюко.
– Какую должность, по мнению его величества, он занимает? Как глава государства, каким образом вы собираетесь навести порядок среди министров? Кто должен указывать путь и служить примером для королевства?.. Я не осмеливаюсь посмотреть в лицо вашим верноподданным.
– Именно, – сказал мужчина с невозмутимым лицом, который обычно был довольно немногословен. – У меня просто меня челюсть отвисла от удивления. Быть соотносимым с его глупейшим величеством – это чересчур даже для меня.
– Сумасброд, ты тоже отчитываешь меня?
Худощавого молодого мужчину со смуглой кожей некрупного телосложения звали Сейсю. Сумасброд было его прозвищем. Однако, будучи министром обороны, он возглавлял подразделение императорских телохранителей в качестве Дайбоку.
Сейсю был назначен в дворцовую гвардию ещё при императоре Кёо. Он считался изобретательным и умелым бойцом, поговаривали, что ему не было равных в военном деле. Его арестовали за критику в адрес императора, но даже порочный император Кёо не смог казнить его и вместо этого заключил в тюрьму.
После смерти императора его хотели освободить. Но Сейсю сказал, что поскольку его арестовали по приказу императора, то и помиловать может только человек с такими же полномочиями. Оставаясь верным своим убеждениям, упрямый мужчина просидел в незапертой камере почти пятьдесят лет.
– Осмелюсь вас попросить не обращаться ко мне в столь уничижительной форме.
– Тебе не нравится?
– Конечно, нет.
Итан с завистью посмотрел на раздражённого Сейсю:
– Но это лучше, чем в моём случае. Ведь я – Безрассудный.