Шрифт:
Экисин достал меч. В этой ситуации кирин оказался не способен дать отпор. Но он не мог позволить, чтобы Рокутой помыкали или похитили. Даже если это означало запятнать себя кровью, даже если это означало пожертвовать ребёнком, его долгом было защищать незаменимого Сайхо любой ценой.
– Нет, Экисин! – закричал Рокута. – Остановись!
Но Экисин схватил его за руку и потянул прочь. Повернувшись, чтобы осмотреть маршрут к отступлению, он тут же застыл на месте. Массивная тень преградила им путь. Он не заметил существо, подкравшееся сзади. Будь это человеческие шаги, он бы их услышал. Но это бы не человек.
Красное туловище, голубые крылья и чёрный клюв.
– Птицы собираются по окрасу, – сказал Коя с коварной ухмылкой. – Ты не знал, что йома могут призывать сородичей?
Экисин взмахнул мечом. Но йома, который с самого начала целился в его в шею, оказался быстрей.
– Экисин!
Крик Рокуты обратился в вопль. Клюв зверя вонзился в шею Экисина, разорвав мышцы и кости. Запах крови распространился в воздухе. В этот же момент пара рук обхватили Рокуту сзади и отдёрнули от опасности.
– Нет, Тайхо.
Раздался женский голос нёкай. Обвивавшие его руки были покрыты белыми чешуйками. Белые крылья окутали Тайхо и закрыли ему лицо.
– Коя!
Но преграда из крыльев не могла скрыть безмолвные крики Экисина. Запах крови и ужасные звуки ясно описывали, что происходит… То, как тело с грохотом упало на землю… Экисин испустил дух, а зверь жадно поглощал его плоть – всё это приглушалось лишь неожиданным плачем ребёнка.
– Коя… зачем?..
– Мне нужно, чтобы ты отправился со мной в провинцию Ген.
«Ген», – пробормотал про себя Рокута.
– Если ты ценишь жизнь этого ребёнка, скажи своему сирею вести себя смирно. Тебе не причинят вреда. Просто иди со мной и удостой аудиенции моего господина.
– Твоего господина…
Разве не о провинции Ген что-то упоминал Сёрью?
– Наместника провинции Ген.
– Ты имеешь в виду Ацию?
Рокута высвободился от крыльев, закрывавших ему лицо. Коя стоял рядом с йома, по-прежнему улыбаясь.
– Так ты знаешь его?
– Что происходит в Ген?
Коя не ответил на этот вопрос, а лишь созвал остальных людей едва уловимым голосом.
– Тайхо… – послышался голос позади него.
Рокута покачал головой:
– Нет, Йокухи. Ничего не предпринимай.
– Но…
– Отпусти меня.
Белые крылья спокойно высвободили его из своих объятий. Рокута повернулся к обеспокоенной нёкай:
– Йокухи, ты можешь идти.
Женщина, покрытая чешуйками, с большими белыми крыльями и орлиными ногами в недоумении посмотрела на него. Вздохнув и резко ударив змеиным хвостом, она исчезла в тени Рокуты.
Убедившись, что она ушла, Рокута повернулся прямо к Коя, который лишь ухмыльнулся, глядя на него.
– Как я и ожидал с самого начала, Тайхо. Твоё врождённое чувство милосердия превыше всего.
Глава 10
В то время, когда Рокута дал имя Коя, тот жил в горах Конго.
Горы Конго окружали Жёлтое море, находившееся в центре мира, а гребни, сформированные их вершинами, достигали моря облаков. Йома гнездился в узких пещерах, которыми были усеяны скалы гор. Соединённые вместе обширной цепью туннелей, пещеры, вероятно, тянулись вплоть до Жёлтого моря.
Коя сидел в отвратительно пахнущей пещере и смотрел на йома:
– Я – Коя. Отныне ты будешь называть меня именно так. Иначе я забуду своё имя.
«Понял», – проворковал йома в ответ.
– Большой, ты тоже хочешь, чтобы у тебя было имя?
Йома лишь кивнул головой.
– Тогда, как насчёт «Рокута»? В этом случае я не забуду про Рокуту.
Рокута оказался первым человеком, который встретил его не как врага, кто не стал охотиться на него или йома и не убежал, а сел рядом с ним, завёл разговор и дал ему имя.
Коя обнял йома за шею:
– Тебе нужно больше разговаривать, как человек по имени Рокута.
Он уже был достаточно взрослым, чтобы понимать значение слова «одиночество». В землях за морем находилось много городов, а в них – много людей. Среди них встречались люди такого же роста как и Коя и люди выше его, которые держали за руку или носили своих детей на руках.
При виде таких сцен Коя испытывал удовольствие, но в то же время ему было тягостно на это смотреть. Наблюдать за родителями и их детьми, повсюду бегающей детворой казалось таким душераздирающим занятием, что он этого не выдерживал.