Шрифт:
Когда моя возлюбленная услышала эти строки, глаза ее наполнились слезами, и она ответила мне:
Таиться ты должен и прятать любовь,Смирить свое сердце и дальше терпеть.Я вернулся домой, улыбаясь от радости, потому что не забыл выполнить пожелание дочери моего дяди, но увидел, что Азиза лежит больная, а моя мать сидит рядом с ней и пытается ее утешить.
– Ты прочел ей стихи? – сразу спросила сестра, несмотря на свое нездоровье.
– Да, – весело ответил я, – и вот что она мне ответила:
Таиться ты должен и прятать любовь,Смирить свое сердце и дальше терпеть.Услышав мои слова, дочь моего дяди забилась в постели, как раненая птичка. Мать прикрикнула на меня:
– Стыда у тебя нет, себялюбивый, беспечный и распутный мальчишка! Как ты смеешь проводить ночи напролет на стороне, а возвращаясь, даже не спросить, как поживают твои домашние? Ты даже об Азизе не побеспокоился, а она так больна!
На это я не мог ничего ответить, ведь каждое мое дыхание отныне принадлежало моей возлюбленной. Когда мать наконец оставила нас, Азиза сказала мне, что ответить моей возлюбленной:
Влюбленный таился, смиренно терпя,Но сердце исполнилось смутной тоской.Я сказал эти строки моей возлюбленной следующей ночью, после еще одной встречи, которую невозможно описать словами. Моя возлюбленная заплакала, как и в первый раз, когда я прочел ей строки Азизы, и ответила такими стихами:
Коль тайну не будет влюбленный хранить,Тогда только смерть его муку уймет.Когда я вернулся домой, Азиза не поджидала меня, а лежала в постели, а мать пыталась уговорить ее что-нибудь съесть или выпить. Я заметил, как бледна и истощена дочь моего дяди, как запали ее глаза. Великая жалость охватила меня, и я подошел к ее ложу, и она прошептала мне:
– Азиз, сокровище моего сердца, прочел ли ты ей эти строки?
Я кивнул, подтверждая, что сделал так, как она хотела, и прочел ответ:
Коль тайну не будет влюбленный хранить,Тогда только смерть его муку уймет.И тут же пожалел, что не промолчал, потому что, услышав эти слова, она лишилась чувств. Вошла моя мать и побрызгала ей лицо розовой водой и привела ее в чувство. Я сидел рядом, пытаясь утешить мою сестру и успокоить. Азиза улыбнулась мне с великой нежностью и заставила меня выучить еще один стих, чтобы прочесть вечером моей любимой.
Услышав, смирюсь я и скоро умру.Разлучница наша пусть вечно живет.И на нашем любовном свидании в тот вечер я прочел эти строки, и моя возлюбленная горестно вскрикнула и сказала:
– О Аллах, та, что сказала эти строки, скоро умрет!
Она заплакала и спросила, кто эта женщина.
– Дочь моего дяди, Азиза, – ответил я. – Она всю жизнь ждала нашей свадьбы и дожидалась меня из бани в тот день, когда должны были подписать наш брачный договор, но я сидел под твоим окном, завороженный, неподвижный, как статуя, на голову которой садятся птицы.
Я рассказал, что это Азиза разгадала все ее знаки и послания и это ее мы должны благодарить, потому что иначе я не добрался бы до сада и не утолил свою страсть.
Моя возлюбленная вздохнула и заговорила, словно обращаясь к Азизе:
– Какая жалость, Азиза, что ты умираешь такой молодой. – И она сказала мне: – Ступай к ней скорее, может быть, она еще жива.
Я поспешил домой в великой печали, но там услышал громкие крики, плач и рыдания, и мне сказали, что дочь моего дяди умерла. Мать, рыдая, набросилась на меня:
– Аллах накажет тебя за то, что ты ее сгубил – ведь ты один виноват в смерти Азизы!
Мы устроили похороны и погребли ее, а моя мать не отставала с вопросами:
– Что ты сделал, почему она умерла от горя и страданий?
– Я ничего не сделал, матушка, – отвечал я.
Но мать не переставала меня упрекать:
– Я тебе не верю. Расскажи, что между вами произошло! Ведь перед смертью Азиза открыла глаза и попросила меня передать тебе, что она никогда не будет тебя винить, и молит Аллаха не наказывать тебя, потому что ты всего лишь увел ее из этого мира в мир вечный. А еще она попросила меня передать тебе, чтобы ты сказал той, к которой ходишь каждую ночь: «Верность – добро, а предательство – зло». Она надеялась, что эти слова помогут тебе, и, умирая, сказала, что жалеет тебя, в этой жизни и в последующей.
И мать зарыдала и застонала, и добавила:
– Азиза оставила тебе кое-что, но взяла с меня обещание, что я отдам тебе это, только когда увижу, что ты плачешь и тоскуешь по ней.
Но, хоть я и горевал по дочери моего дяди, но в урочное время снова поспешил в сад, и в сердце моем были лишь страсть и вожделение к моей возлюбленной, а в памяти – лишь ее прекрасное лицо и обольстительное тело. Как только она увидела, что я вошел в сад, то спросила меня о моей двоюродной сестре, и я ответил, что она умерла. Моя возлюбленная отстранилась и сказала: