— Тихо, не шуми!

Скальд выпрямляется, велит ему одеться и идти за ним. Гест встает, послушно исполняет приказ, однако в трактире сидит один-единственный посетитель, в простом поношенном купеческом платье, безуспешно пытаясь спрятать лицо под широкополой шляпой. Это Даг сын Вестейна, правая рука ярла, белобрысый, бледный богатырь, большой мастер прикидываться не таким, каков он есть, — посмотреть на него, так вроде бы и медлительный, и неповоротливый, и сонный, в два счета одолеешь, а в итоге он снискал себе прозвище Бессмертный. И вот сейчас сидит за столом, без всякого выражения смотрит на Геста.

— Ярл интересуется тобой, — сухо говорит он и добавляет, что, как ему известно, Гест несколько лет свободно бывал среди дружины, сопровождая одного из лучших его людей, Эйстейна. Гест кивает. А Даг, положив ручищи одну на другую, щурится от солнца и говорит, что вчера в Хладире ярл задал ему вопрос, на который он не ответил: ведомо ли Гесту, отчего ярл не спит ночами?

— Я знаю не больше, чем другие, — быстро сказал Гест.

— А что именно знают все?

— Все говорят, что конунг Свейн не то погиб в Англии, не то умер от болезни, что сын его, Кнут, [79] собирает силы, чтобы продолжить войну против короля Адальрада, и что он в письме просил ярла сдержать обещание, данное в свое время конунгу Свейну.

— По-твоему, этого достаточно, чтобы ярл ночами не смыкал глаз?

— Нет, он размышляет о том, какой ответ дал бы в таком случае его отец, Хакон ярл. И сдается ему, что отец нашел бы предлог отказаться от похода, ведь Кнуту всего-навсего шестнадцать лет от роду и совсем недавно его изгнали из Англии, ровно собачонку, он даже тело отца с собою не забрал.

— Так говорят в городе или так думаешь ты сам?

— То и другое.

— И что же это значит для ярла?

— Ничего. Он человек более выдающийся, нежели отец, и всегда будет выполнять свои обещания. Поэтому он думает, что в попытке завоевать Англию может стать Кнуту советчиком и первым помощником. И видит здесь для себя великий шанс, ведь та часть Норвегии, где он властвует после Свольда, слишком мала.

На лице Дага сперва отразилась легкая досада, но затем он саркастически усмехнулся и встал.

— Выходит, ты все же не так умен, как мы думали. Или, наоборот, так глуп, как мы опасались. Однако пришел я сюда не затем, чтобы спрашивать об этом, недомерок. Халльдор, земляк твой, говорит, что ты скрывался у Эйнара в Оркадале. Это правда?

— Да, — ответил Гест, опустив голову.

Весна. Гест трудится на верфи, учит латынь по книгам, которые берет у Кнута и Тофи, выводит буквы на восковой табличке. Он ждет Онунда, дабы наконец избавиться от всего того, что угрозой висит над головою. Убегать нет смысла. Но Онунда нет как нет. Гест радуется теплу и птичьему щебету, который смутно напоминает о том времени, когда он вместе с Тейтром скрывался в лесах и думал, что если продержится достаточно долго, то сможет вернуться в Исландию, свободным человеком. Правда, день ото дня в нем нарастает тревога, ведь теперь он на виду у всех, и отсутствие Онунда может означать, что там, на севере, с ним что-то приключилось, что Тородд либо Ингибьёрг сумели остановить его, или же дело совсем в другом… И вот однажды вечером он завершает работу над рулевым веслом, но Стейнтору оно не нравится.

— Что это за диковинные знаки? — спрашивает корабел.

— Иллюминованные буквы, так они называются, — отвечает Гест.

— А что они означают?

— Не знаю, — говорит Гест, — я видел их в одной святой книге.

Стейнтор — человек верующий, и это объяснение успокаивает его, он сдержанно кивает и говорит, что хорошо бы Гесту украсить румпель драконьими зубами или орлиными когтями, как бы обхватывающими его с обеих сторон, так что получится вроде как шапка, или шлем, за которую удобно взяться руками, стоя у руля. Гест согласно кивает — и встречается глазами с Халльдором Некрещеным, тот неслышно подошел и, заложив руки за спину, стал рядом с таким видом, будто забрел на верфь совершенно случайно.

Они улыбаются друг другу.

Гест выполняет работу, в тот же вечер пересекает мыс и идет к церкви, где Кнут священник, стоя на ветхом причале, выплескивает в воду бадью помоев, на радость чайкам, вообще-то помои предназначаются на корм свиньям, но клирику нравится наблюдать за этими ненасытными хищницами, такая у него привычка, он разговаривает с птицами, бранит их, и смеется, и выговаривает им, когда они клюют и бьют друг дружку в драке за еду. Гест подходит к нему, становится рядом, перед вихрем из перьев и криков, и не открывает рта, пока не перехватывает тревожный взгляд Кнута.

— Я уезжаю, — говорит Гест. — Возьму Сероножку.

— Да, конечно, бери, — отвечает Кнут священник.

Они обнимаются.

Гест навещает Асгейра и монахов, слушает, как Тофи произносит новую фразу, которую выучил по-норвежски: «Мне холодно». Проводит рукой по лбу Гудлейва, обменивается с ним взглядами, как положено, седлает Сероножку и покидает город.

Он держит путь на юг. Через горы, в сторону озера Мёр. Но едет совсем не туда, про Мёр он придумал специально для Кнута священника, для человека, которому не доверяет, для человека со страхом. Не доезжая до Медальхуса, он сворачивает с торной дороги на запад, едет через лес и снова попадает в Оркадаль к хёвдингу Эйнару сыну Эйндриди. Роскошные хоромы, что Эйнар строил прошлой осенью, воздвигнуты, красуются бревенчатыми стенами, сияют в вешнем свете, словно желто-белое масло. На крыше Гест замечает малорослого трэля, который носил ему еду, сейчас десять работников под его началом кроют крышу дерном. Гест останавливает лошадь, наблюдает за ними, наслаждается зрелищем работы, потом выезжает на лужайку перед домом и громко объявляет, что приехал вручить Эйнару подарок.

— Знамение! — восклицает трэль, узнав его, спускается с крыши и спешит в большой дом, а вернувшись, сообщает, что Эйнар ждет.

Привязав Сероножку, Гест проходит в помещение. Хёвдинг стоит у стола, спиной к нему, одевается, через голову натягивает куртку и, не оборачиваясь, спрашивает, чего желает пришелец.

— Нет у меня друзей в этом краю, — говорит Гест, — и все же я пришел к тебе с подарком.

Эйнар, вздрогнув, оборачивается, с удивлением смотрит на него:

— С подарком?