Шрифт:
От прочих построек подобного рода на набережной Виктории в лондонском Сити это массивное девятиэтажное здание с покоящимся на колоннах порталом, ко входу которого вела широкая лестница, более всего отличала неприметность людей, в него входивших; да и тех было немного. В отличие от министерств, страховых и пароходных компаний между Черинг Кроссом и Блэкферз Бриджем, к которым шоферы подвозили лордов и аккуратно одетых служащих, к зданию Интеллидженс-сервис подъезжали лишь черные кэбы. Большее же число посетителей выскальзывало из толпы на набережной и торопливо исчезало за одной из двух вращающихся дверей.
Меланхолический дух, не оставляющий Темзу даже в летние месяцы, в эту осень рано опустился на Площадь вдов. Чем настоящего британца не напутаешь, напротив, в это время высоких сапог и поднятых воротников в Вест-энде начинается театральный сезон — единственное время года, которое человек с положением проводит в Лондоне, не считая 3 июля, дня рождения короля Георга, конечно.
В тот год главной темой для разговоров стало событие, обогнавшее по важности все произошедшее за последние годы, ведь Великобритания, Боже спаси короля, вышла победительницей в войне, и в неутихающих беседах в клубах, на Пэл Мэл и в Бромптоне царила неутихающая гордость. Конечно, война потребовала многочисленных жертв, в основном, правда, за границей, в Лондоне погибло «всего» 670 человек во время воздушных атак Германии — конечно, много, но не такое количество, какое предсказывали еще во времена короля Эдуарда. А ведь президент Немецкого общества полетов предупреждал, что на самолетах графа Цеппелина можно совершить то, чего не удалось Наполеону, а с помощью тысячи воздушных кораблей можно мгновенно уничтожить сотню тысяч солдат. Теперь ходили слухи, что автор этих ужасных сказок скончался в сумасшедшем доме.
Таким образом, работы у Службы новостей правительства его величества не убавилось. Просто теперь она распространилась на другие области. Полковник Джеффри Доддс уже в течение семи лет возглавлял эту службу, что, судя по многосторонности этой работы, позволяло делать выводы о его необычайных талантах — если вообще можно говорить о таланте, когда речь идет о Службе новостей (название, служившее лишь эвфемистичным описанием шпионажа). Рассказывать о Доддсе подробнее значило бы выйти за всякие рамки, речь же пойдет лишь об основных чертах его характера.
Полковник Джеффри Доддс был одним из тех, кто судит о других по их порокам. Добродетель можно сымитировать, пороки же — никогда. Доддс никогда не согласился бы провести жизнь за викторианским, оформленным статуэтками кариатид столом, если бы не получил тяжелое увечье в северной Бирме, наступив на собственную мину. Так что из Индии полковник возвратился с протезом вместо ноги и уверенностью, что, если он собирается и далее служить его величеству, делать ему это придется в сидячем положении. Его привели в восхищение слова умирающего короля Эдуарда о том, что нет смысла продолжать жить, если не можешь продолжать работать.
Доддса с его светлой кожей, рыжими волосами и черной, по воле Господа, бородкой можно было принять за швейцара одного из заведений в Сохо — были и некоторые сведения о его недолгой карьере сутенера именно в этом районе, — если бы не идеально аккуратная одежда от Dunn&Co, вызывавшая восхищение окружающих. Есть мужчины, которые надевают твид и кашемир, есть же такие, которые их носят. Доддс принадлежал к последним: он носил свою элегантную одежду с благородством дворянина, родившегося в ней, при том, что не делал тайны из своего происхождения. А родом он был из Ламбета, что у вокзала Ватерлоо. Его аристократичной внешности не соответствовала лишь его манера выражаться — полковник не чуждался непристойностей и просторечий.
Если не принимать последнее в расчет, полковник был высокообразованным человеком, приобретшим знания в процессе самостоятельного обучении, идя против воли рано овдовевшего отца, продававшего специи на Ковент-Гарден, чьего заработка вполне хватало на жизнь, но не на высшее образование. Теперь он жил в Кенсингтон Гардене, окруженный роскошной библиотекой и коллекцией картин с изображениями лошадей прошлого столетия и являлся членом Библейского общества и двух клубов, в которых состояли также Редьярд Киплинг и Клод Джонсон, управляющий «Роллс-Ройса», и восхвалял войну, как мать всех вещей (свободно цитируя Гераклита).
Все предприятия Интеллидженс-сервис обозначались кодовыми названиями, автором которых был полковник Доддс, в связи с чем он имел обыкновение рассказывать своим агентам историю русского министра иностранных дел Александра Извольского, чтобы предупредить и продемонстрировать важность паролей. Итак, Извольский, тогда еще русский посол в Копенгагене, получил сведения о преобразованиях во всем дипломатическом корпусе царя и понадеялся занять важный пост посла в Берлине. Поэтому он послал своего камердинера, умного и ловкого немца, в Санкт-Петербург, чтобы проверить в определенных, хорошо информированных кругах, каковы его шансы. Чтобы их затея не была раскрыта, посол и его слуга договорились, что последний телеграфирует о результатах, используя всего одно слово: «капуста» — в том случае, если он должен стать послом в Германии, «макароны» — если его путь лежит в Рим. Телеграмма из Санкт-Петербурга содержала совсем другой пароль: «икра».
В этом месте рассказа Доддс каждый раз, не умея сдержаться, заливался смехом. Успокоившись, он сообщал, что Извольский был хорошим дипломатом, но никудышным шпионом. Ведь его слуга выбрал самое подходящее слово, чтобы описать его будущий пост — пост министра иностранных дел России.
Операция, находившаяся на повестке дня, должна была называться «Фараон», и Доддс предложил молодую команду для освещения аферы, ставшей сенсацией для лондонского общества. Премьер лично — но, конечно, не гласно, ведь никогда неизвестно заранее, где вас ждет позор и неудача, — дал распоряжение заняться этим делом.