— Она переходит в Детгтиз.

— Забрасываете своих резидентов? А вы опасный человек, товарищ Званцев. Может быть, и у нас в малом ЦК есть ваши сторонники?

— Конечно есть! И влиятельные.

— Тогда откройте карты, не темните. Я не выдам?

— Зачем вам самого себя выдавать? Это Виль Карпинский, секретарь ЦК Комсомола по пропаганде.

Комсомольский вожак откинулся на спинку кресла и весело расхохотался.

— Я ж говорю, что опасный человек! Вы что, “на пушку берете” или мысли читаете?

— Не читаю, а предвижу.

— Ну, тогда, валяйте, выкладывайте с чем пришли, во что втравить меня хотите?

— Вам не позволили открыть новый журнал, но никто не запрещал вам издавать приложение к давно существующему “Вокруг света”. Малого формата, как брошюрки, напечатанное на бумажных обрезках. Распространять не по подписке, на что требуется решение, а в розницу.

— Слушайте, Званцев! А вы толковый малый! Ткнули нас носом в полное корыто! “Ты, знаешь, молодец! И ты не из обоза, а фронтовой боец!”

— Откуда вам известна “Камчатская береза” Михаила Львова?

— Должно быть, один и тот же военный журнал читали.

— Стихи эти при мне написаны на Камчатском берегу Тихого океана, где мы с Михаилом Львовым под Камчатской березой сидели.

— Вы, чего доброго, там и в кратере вулкана что-нибудь искали?

— Нашел! Вы мне подсказали.

— Что я вам подсказал?

— Как приключенческое приложение к “Вокруг света” назвать: “ИСКАТЕЛЬ”.

— “Искатель”? Название хорошее, рад был нечаянно помочь. “Кто ищет, тот всегда найдет!”

Так появился неразрешенный журнальчик фантастики и приключений, который продавался по дешевке в киосках, и куда дороже у почуявших спрос барышников. Издателям стало выгодно выпускать на бумажных отходах популярное приложение даже большим тиражом, чем сам журнал. И маленькие книжечки в яркой обложке зачитывались до дыр, переходя из рук в руки. В редколлегию, вместе с главным редактором “Вокруг света”, на которого нежданное приложение обрушилось, как снег на голову, вошли два друга, фантасты-реалисты Званцев и Ефремов.

А в Детгитзе новая заместительница главного редактора Вера Александровна Морозова деятельно готовила, к великой радости читателей, ежегодник большого журнального формата “Мир приключений”. В редколлегию его вошли, кроме Морозовой и тех же друзей-фантастов Званцева и Ефремова, и носители былых традиций жанра — Мариэтта Шагинян и Лев Никулин. В ежегодник рядом с романом украинца Олеся Бердника вошла и повесть Званцева “Планета бурь”.

Казалось, Званцев добился своего, пробил стену верховного равнодушия, но не таков был характер “бородатого оберста”, кто будучи Уполномоченным ГОКО СССР при двадцать шестой армии, пускал местными силами в Штирии австрийские заводы и демонтировал на заводах нацистского главаря Германа Геринга прокатные станы и оборудование взамен разрушенного нацистскими оккупантами в СССР.

И теперь, используя поговорку, что “умный в гору не пойдет, умный гору обойдет”, встретил в лице директора Географгиза Бурлаки единомышленника, по примеру Детгиза, создавшего у себя ежегодник “На суше и на море”, много лет выходивший уже и после слияния Географгиза с издательством “Мысль”, пока очерковая наукообразная направленность нового издательства не задушила романтику необыкновенного.

“Необыкновенность” была присуща творчеству Званцева и не раз служила для него камнем преткновения. Так при закрытой двери в “Молодую Гвардию”, он предложил свои полярные новеллы в такое солидное издательство, как “Советский писатель”. Редактором ему выделили хорошую писательницу Евгению Леваковскую. Все было хорошо, пока дело не к дошло до новеллы о тунгусском метеорите. Она показалась Леваковской выходящей за пределы реализма. Званцев спорить не стал, тем более, что издательство “Знание” само попросило у него эту новеллу для издания отдельной книжечкой. Но очередное испытание ждало его. Издательству прямым указанием ЦК партии запретили выпускать эту книжечеку, и уже отпечатанные цветные обложки штабелями загромождали коридор издательства, где в стенгазете над ними красовалась злорадствующая статья по поводу поражения “патриарха фантастики”, как назвали Званцева. Но он не остался в долгу и направился в ЦК партии, к заведующему сектором профессору Монину.

— Что вы хотите, товарищ Званцев? Закрепить за собой прозвище “Возмутителя спокойствия”, как новый Ходжа Насреддин? Ведь нельзя же выставлять такие авторитеты науки, как академик Фесенков, в нежелательном свете. Вы только послушайте, что написано в комментарии к вашей новелле. Читать неловко. Мы должны беречь наши авторитеты.

— Никто не давал никому права делать их неприкасаемыми. Моя гипотеза не подрывает основ Советской власти или коммунистического мировоззрения. Я обжалую ваше решение.

И Званцев через полчаса сидел в кабинете заместителя заведующего отделом агитации и пропаганды.

— Я понимаю вас, товарищ Званцев, и сам считаю важнейшим делом разгадать тайну тунгусского взрыва, чтобы предвидеть его возможное повторение и предотвратить последствия. Но бог с ним, как говорили в старину, с издательством “Знание”. Пойдем с вами на компромисс, побережем авторитет академика и нашей конторы. Я позвоню сейчас главному редактору издательства “Московский рабочий” и порекомендую издать вас. Отнесите товарищу Мамонтову вашу спорную книжку.