— Ты все слышала? — тихо спросил он, впервые заговорив с Ями.

— Ты мне никогда не нравился. Теперь ясно, почему, — Ями тут же схватила за шкирку, — Ты работаешь на бандита? Так его Валтором кличут? Это он изнасиловал и убил Рэйнбоу? Это он убил Ская?

— Да, — признал Экхард, за что тут же был прижат к стене.

— Ты понимаешь, что в их смерти лежит твоя вина? Ты знаешь, что ты натворил, Экхард? Теперь ты должен перед нами объясниться.

— Но…

— Заткнись, предатель! — она ударила его в пах с такой силой, что тот чуть вскрикнул от боли и резко сел на колени, а потом Ями вытащила телефон и позвонила Максу, — Алло, милый. Ты где?

— Привет, Ями. Я иду в универ. Что-нибудь новенькое есть?

— Да. Я поймала Экхарда спаличным, — ответила Ями, — Приходи. Устроим ему допрос.

— Окей. Через 5 минут буду там. Ты супер, Ями! Целую!

— И я тебя, — Ями улыбнулась от его слов, а когда они закончили разговаривать, она сменила свое лицо на злое и посмотрела на Экхарда, — Я бы убила тебя на месте, но в твоей голове много полезной информации. Если не хочешь, чтобы узнал о твоих происках весь университет, ты должен нам все рассказать. А сейчас ждем Макса.

Экхард замолчал, ибо понял, что план Валтора провалился. По крайней мере, Экхард не хотел исполнять его волю. Он готов был выдать всю информацию о Валторе, чтобы Макс потом сообщил Икинцыцы 1. Ями решила проконтролировать предателя.

0. Тем временем первая группа сидела в черно-белых тонах. Никто не явился в цветной одежде, ибо смерть Ская считалась равнозначна смерти родного члена семьи. Недавняя потеря Рэйнбоу, а теперь и Ская убила в них счастливую атмосферу. Не явились Икинцыцы 1 и Блум. Впрочем…

В кабинет вошла Блум. Все посмотрели на нее и увидели ее измененной. кожа стала бледной, а глаза опухшими. Сама Блум была одета в черную траурную одежду, даже косынку черную накинула на голову. Ее рыжие волосы были видны, но Блум оделась более скромно. Ее лицо ничего не отражало, кроме печали. Но по лицу было ясно, что она тоже окаменела.

Блум не поздоровалась, а просто посмотрела на своих однокурсников. Сираж встал и подвинул стул первой парты второго ряда, за которой обычно сидит Блум, а потом сел на месте. Блум медленно подошла к парте и села за нее. В этот момент все молчали, так как слова лишь усугубили бы положение. Это уже была даже не минута молчания в память о погибшем Скае, а час.

4. Вскоре в кабинет вошел Икинцыцы 1. Он был единственным, кто не сменил свой стиль одежды, который, впрочем, оставался черным стилем: белая футболка, черный джинсовый пиджак, черные джинсы и черные кроссовки. В отличии от Блум, Икинцыцы 1 не был бледным, а его лицо отражало. спокойствие вперемешку с тревогой. Но не печаль. Он был спокоен.

Икинцыцы 1 тоже предпочел молчать, а Блум он впервые увидел в черной одежде. Он был удивлен ее траурным стилем, а эту одежду она намеревалась носить до конца своих дней. Икинцыцы 1 это понимал, но позволить ей окаменеть и стать безэмоциональной он не мог. Да, Блум уже не выдавала эмоции, ибо выплеснула все, что было на душе. Сейчас она чувствовала лишь пустоту в себе. То же чувство было и у Икинцыцы 1. Как тут не понять своего товарища?

Он медленно сел с ней, потому что обещал ее поддержать всем, чем мог. Он обязан был помочь ей встать на ноги морально. Сам Икинцыцы 1 был достаточно крепким в душе, чтобы выдержать такой удар по сердцу. А девушка всегда нуждалась в поддержке. Нельзя было оставлять ее в одиночестве.

— Блум… — Икинцыцы 1 обратился к ней, а потом взял ее за левую руку, но та не смотрела на него, — Прими мои соболезнования. Я понимаю твою боль, как никто другой. И ты это прекрасно знаешь. Но ты… не волнуйся. Мы выстоим. Мы справимся со всем этим. И помни… ты не одна.

Икинцыцы 1 похлопал ее по плечу, а потом пересел на свое место. Блум ничего не сказала и даже не посмотрела на него. Икинцыцы 1 понял, что этого недостаточно, потому принялся делать одну записочку. Взяв ручку, он начал что-то писать. Икинцыцы 2 посмотрел на брата и слегка удивился: он вел себя так, словно с ним лично ничего не произошло. А потом старший Икинцыцы закончил писать и положил записку на парту Блум. Та медленно взяла бумажку в руки и прочитала эту запись.

— «Ты не одна, Блум. Мы все — одна семья. Я не исключение. Я твой братишка, Блум, и никогда не оставлю одну. Ты изо всех сил меня поддерживала, что я просто не могу сидеть молча. Я обязан отплатить тебе тем же добром. Благодаря тебе я все еще держусь. Я добрый… благодаря тебе. Не будь тебя, я точно стал бы злейшим существом. Теперь мой черед тебя поддерживать. Я не отстану до тех пор, пока ты не улыбнешься.

С уважением, твой упертый братишка!»

Блум прочла эту запись и посмотрела на Икинцыцы 1, который продолжал на нее смотреть. Он сам не улыбнулся, но его глаза были полны уверенности в том, что он будет поднимать ее морально. Блум мысленно поблагодарила Бога за существование старшего Икинцыцы. Однако она сама не улыбнулась, зато медленно положила записку в сумку, даже не согнув и не выбросив в мусорку. Ей не плевать на его слова! Она приняла их, что и понял сын рейнджеров.

— Эй, — Икинцыцы 2 обратился к старшему брату, — Сам как?