Шрифт:
Первую неделю мы учились маршировать, а затем для нашей роты начались каждодневные занятия в поле, проходившие независимо от погоды – в дождь и снег. Наше учебное время делилось поровну между физическими упражнениями, которые должны были сделать нас более выносливыми, и занятиями в оружейном классе. Нас учили беспрекословному повиновению приказам.
Каждое утро мы просыпались перед рассветом, принимали душ и шли на завтрак. Затем было построение, мы надевали рюкзаки с грузом в одиннадцать с лишним килограммов и совершали 5–6-километровый переход в пешем строю на полигон Вендиш-Эверн [12] . Перед началом движения дежурный офицер или сержант обычно выкрикивали: «Песню!», и мы, печатая шаг, с воодушевлением подхватывали мелодию военного марша.
12
Происхождение названия (как и многих других в Восточной и даже Центральной Германии) связано со славянами (вендами, как их называли немцы), которых в этих местах германские колонизаторы истребили или онемечили в течение X–XVII вв.
В тот первый день, придя на полигон, мы сразу же приступили к огневой подготовке на песчаной и холмистой, поросшей соснами местности. Нам показали, как надо обращаться с карабином (укороченной винтовкой) Маузера образца 1898 г., ставшего нашим основным оружием. Первые дни мы занимались учебной стрельбой. И при свете дня, и ночью нас учили, как правильно разбирать и чистить карабин, чтобы не заедал затвор. Это мы делали два раза в неделю. Кроме карабина Маузера наши инструкторы познакомили нас с другими типами оружия.
Нашей учебной роте была предоставлена 75-миллиметровая короткоствольная гаубица. Нас учили обращению с такими орудиями, чтобы в случае крайней необходимости мы смогли бы сами вести огонь. Короткий инструктаж, как рассчитывать координаты вражеской цели и управлять огнем тяжелых орудий, был мне особенно интересен. Все это пригодилось мне в будущем.
Наши ветераны-инструкторы научили нас также очень важной вещи – основным способам выживания в бою. В частности, вырытый по правилам одиночный окоп, дававший возможность полностью укрыться под землей, не раз спасал меня потом от смерти.
Обычно мы возвращались с полигона до наступления темноты, но бывало, что мы тренировались и ночью. Обратный марш в казармы часто превращался в соревнование сотни новобранцев нашей роты. Обычно весь путь я бежал трусцой и обгонял всех. Возможно, потому, что я всегда оказывался первым в этих «соревнованиях», дежурный лейтенант всегда поручал отвести своего коня на конюшню именно мне, в то время как остальные убирали казарменное помещение или занимались другими малоприятными делами.
В то время как часть новобранцев начали более основательно изучать минометы и короткоствольные 75-миллиметровые гаубицы, меня сразу же определили во взвод связи. Подобное назначение вполне объяснялось моей профессией электрика. К тому же в связисты направлялись солдаты, бегавшие быстрее всех. Они могли исполнять также роль посыльных, вовремя доставить приказ, если связь еще не была установлена или произошел ее обрыв.
После первых двух недель в роте большую часть времени я проходил подготовку во взводе связи. Наши инструкторы учили нас работать с полевыми телефонами, телеграфными аппаратами и рацией и все это оборудование ремонтировать. Однако наибольшее внимание уделялось обучению правилам организации линий связи, их прокладке на местности и поддержанию в рабочем состоянии. Во время боя с помощью проводной связи сообщения от передового наблюдателя, указывавшего цель, передавались на артиллерийские батареи и в штаб роты, а оттуда – в штаб полка.
Часто по утрам солдаты взвода тянули линию связи от казарм до полигона. Каждый из нас нес на спине большую проволочную катушку; конец провода на катушке соединяли с предыдущим отрезком уже проложенной линии, а затем ее разматывали. Шедшие позади солдаты с помощью шестов поднимали и зацепляли отмотанный провод за сучья на деревьях, так он был надежнее защищен от обстрела во время боя.
Поскольку отдельный дом моих дедушки и бабушки находился вблизи нашего полигона в Вендиш-Эверне, я несколько раз заходил к ним на обратном пути в казармы в Люнебурге. Несмотря на риск наказания, в случае если бы меня поймал патруль, чашка кофе в обществе бабушки была кратким отдыхом в нашей солдатской службе.
Пару раз в неделю, после возвращения с полигона, обучавший нас лейтенант обычно говорил: «Сейчас пять часов. Через 15 минут в чистой форме вы должны уже стоять в строю». Переодевшись в чистые мундиры, мы устало направлялись на учебный плац в сосновом лесу позади нашей казармы. В общем, мои усилия испытать себя и получить наивысшие оценки оказались успешными; но что давалось мне труднее всего прочего, так это лазание по деревьям.
Унтер-офицер истошно орал на нас: «Эй, вы там, обезьяны, забирайтесь выше!» Мне удавалось вскарабкаться только на 3 метра. Рискуя сползти вниз даже с такой высоты, я каждый раз повисал на дереве, как старый мешок. Мне больше нравилось копать траншеи, переползать по-пластунски под колючей проволокой и не запутаться в ней, в то время как унтер-офицер кричал нам, чтобы мы еще ниже опустили зад.
Вскоре после начала нашего обучения я познакомился с двумя призывниками – Вилли Шютте и Вилли Зауке, которые стали моими самыми близкими друзьями. Особенно близко я узнал Вилли Шютте, с которым я часто играл в карты. Он был замечательным парнем из небольшого городка Блеккеде, ростом 173 сантиметра, коренастый и сильный. Это был человек уравновешенный, но, как и я, был склонен к розыгрышу. Служил он в орудийном расчете.