Отчасти он ушёл из съёмной квартиры и потому, что напарнику нужно было в тишине и спокойствии поработать, внести завершающие штрихи в своё создание. Влад попросил дать ему закончить работу, пообещав подробней показать и рассказать вечером, раз Георгу интересно. И ему было интересно — он любил узнавать новое, и знания оценивались им не по шкале «моральности-аморальности», введённой трусами и глупцами, а по степени полезности. Пожалуй, с учётом рода деятельности группы, к которой он примкнул, устройство бомбы как раз входит в число полезных.

Ещё немного пройдя по набережной Виктории, Георг свернул от реки, миновал Трафальгарскую площадь, вышел на Чаринг-Кросс-роуд и вскоре вошёл в невидимый для маглов бар — «Дырявый котёл», место, известное и на континенте. К вечеру народа прибавилось, однако всё равно это была даже не половинная заполненность; из-за войны в мире магов, дыхание которой ощущалось остро, люди не ходили больше по вечерам в бар, чтобы беззаботно выпить огневиски и обсудить последние новости. Теперь посетители сидели по углам, преимущественно по одному или малыми группками; бармен был занят с одной из таких, и Георг незамеченным прошёл паб насквозь и, оказавшись на заднем дворе, постучал палочкой по определённому кирпичу, открывая проход в Косой переулок.

Ещё недавно, Георг слышал, улица была оживлённой, пёстрой и шумной. Сейчас и она несла следы начавшейся войны; окна части магазинов были заколочены досками, а витрины оставшихся заведений завешивали большие плакаты Министерства магии, на большей части которых размещались чёрно-белые фотографии известных Пожирателей Смерти. Сейчас никакие магазины уже не работали, и улица была практически пустынна, если не считать пары поздних прохожих, явно спешивших и нервно озиравшихся по сторонам, и потрёпанного человека, усевшегося на ступеньки перед магазином мётел, сжимая в кулаке какие-то поблёскивающие в неярком свете уличных фонарей цепочки. Завидев Георга, человек оживился.

— Защитные амулеты, — хрипло проговорил он, вытягиваясь вперёд, потрясая кулонами. — Уберегут от порчи, дементоров, инферналов. Возьмите, юный сэр, защитите семью, даму сердца… — он вновь позвенел, но Георг, не взглянув даже в его сторону, прошёл мимо. — Ну и пошёл ты, засранец малолетний.

Будь на его месте брат, пожалуй, уже был бы сильно покалеченный приставала. Георг остался равнодушен и проигнорировал. Ещё через десяток тёмных витрин он остановился, открыл большую красную дверь, разрисованную гадальными картами и знаками, большая часть которых была юноше неизвестна. В утлой прихожей Георг пожелал доброго вечера миссис Смолл, выглянувшей на звук (может, клиенты?), и стал спускаться по рассохшейся лестнице в полуподвальную квартиру.

Их хозяйка принадлежала к тому типу женщин, которые вечно всё и про всех знают, но своими знаниями ни с кем не делятся (по крайней мере за просто так). Овдовевшая ещё до падения Гриндевальда, она так и не сняла траур по мужу, и до сих пор его обручальное кольцо болталось на цепочке на её худой жилистой шее. Миссис Смолл — Бабушка Эми, как называли её хозяин аптеки через дорогу, молочник и все клиенты, — жила тем, что сдавала четыре из пяти квартир в большом трёхэтажном доме, полностью принадлежавшем ей, а также гадала за деньги на картах, на чае, по руке и ещё многими способами. Сама миссис Смолл обитала в апартаментах на левой половине первого этажа, где и принимала клиентов в душной из-за вечно стоящего там аромата благовоний гостиной; правую половину она сдавала стажёру из больницы святого Мунго — парню лет двадцати с совершенно не запоминающимся лицом. Весь второй этаж перманентно занимала семья из четырёх человек: отец, кажется, работал в Министерстве на какой-то невысокой должности, а его супруга занималась воспитанием двух маленьких девочек-погодок. Мансардный третий этаж большую часть года пустовал, но сейчас из него ещё не съехала компания американцев, девушек и юношей, решивших пощекотать себе нервы и провести конец лета в городе, где поселилась война.

Когда встал вопрос с проживанием на время пребывания в Лондоне, Георг сразу решил, что остановятся они на съёмной квартире. В трактирах-гостиницах, особенно в «Дырявом котле», светиться не хотелось; вариант остановиться в Лютном переулке он отмёл сразу: когда всё случится, именно там в первую очередь станут искать виновных, а юношам надо отбыть из Лондона так, чтобы не оставить подозрений. Таково было условие Адлера, по которому он позволил Георгу участвовать в операции; и хотя подобное особое отношение в некоторой мере задевало, Георг прекрасно понимал Грина и не спорил с ним. Тем более не спорил ни с одним из решений Влад; он вообще во время того разговора лишь молча кивал, опустив глаза, дёрнувшись лишь когда Адлер уточнил, что именно от него требуется изготовить.

— Что-то не так? — Адлер вскинул бровь, заметив реакцию Штайнера.

Тот ответил не сразу, словно боролся с собой. Затем всё же собрался с силами и выпалил:

— Это очень сильная вещь. Я не… — он запнулся под взглядом Гриндевальда.

— Продолжай, — в тоне Адлера не было угрозы, простое предложение договорить, но вот взгляд… Взгляд предупреждал.

Влад отвёл глаза и сказал явно не то, что хотел изначально:

— Я всего лишь хотел спросить, где это будет использовано.

— Понимаю, — всё так также ровно произнёс Адлер, глядя с прежней сталью. — Но тебе это вовсе не нужно, Влад. Ты — изготовитель устройства, а исполнитель…

Деян, сидевший в кресле напротив Грина, выпрямился с готовностью кивнуть и сказать, что сделает всё, как подобает. И тут их взгляды пересеклись — Георга и Адлера. Похоже, решение пришло к предводителю Сёмерки за секунду.

— Георг.

Джукич приподнял бровь, но больше ничем своих эмоций не выразил. Штайнер посмотрел на Гриндевальда потрясённо, даже с тревогой, но ничего говорить не стал — явно чувствовал, что это чревато.