На исходе четвёртой минуты Адлер не выдержал.

— Милорд, — он шагнул вперёд, — вы вызывали нас, и вот мы…

Его пронзила дикая боль. Она ослепила, в мозг будто бы разом вонзился миллион игл, и Адлер, не выдержав, рухнул на пол, подвывая. Боль скручивала, она разрывала, дробила кости, и он готов был благодарить всё и вся, когда она кончилась.

Он стоял на коленях, лбом чуть ли не касаясь пола, трясясь, прикусив губу, чтобы не скулить, а сердце колотилось так отчаянно, что могло, казалось, захлебнуться бешеным ритмом. Сквозь звон в ушах он услышал холодное:

— Этот план подходит. Доведи его до сведения остальных, Трэверс.

Кто-то спешно прошёл мимо и скрылся за дверью.

Адлер с усилием приподнял дрожащие руки; с опущенного лица на них капала кровь — он чувствовал тёплые дорожки, соскальзывающие от внутренних уголков глаз по скулам к щекам. Тело слегка тряслось, но Адлер упрямо вцепился пальцами в спинку ближайшего стула и заставил себя подняться на ноги.

Теперь лорд Волан-де-Морт посмотрел на него.

— Я, помнится, не давал тебе слово.

Звон в ушах постепенно слабел, дыхание выравнивалось. Адлер встретил взгляд мага довольно уверенно — перед глазами всё ещё стояла красная завеса, — но больше говорить не смел.

— Как не давал и права своевольничать, — тихо продолжал Тёмный Лорд; его кровавые глаза горели недобрым огнём. — Пока не нужны мне, вы могли оставаться на континенте и служить делу там, но очень зря без позволения перенесли свою деятельность в Лондон… Очень зря… — повторил он и впился взглядом в Георга. — Я приказал привести исполнителя.

— Я — исполнитель, — произнёс тот тоном человека, знающего, что сейчас последует, и уже приготовившегося к худшему.

Он перенёс Круциатус хуже — при всём прочем, Георг оставался физически довольно слабым. Пытая его, Волан-де-Морт не отрываясь смотрел на Адлера, а он старался сохранить хладнокровие, не отводить взгляд, не коситься на юношу, бьющегося в конвульсиях и кричащего у его ног. И всё же, когда Тёмный Лорд отвёл палочку, Адлер без позволения сказал:

— Милорд, вина целиком и полностью лежит на мне. Нельзя винить палочку за заклинание, которое произносит маг.

Волан-де-Морт встал — Пожиратели Смерти отпрянули в стороны, давая ему пройти, застыли в тени, как изваяния, страшась шелохнуться. Медленно и скользяще, он приблизился, его бледное, жуткое лицо было теперь совсем рядом; голову хотелось вскинуть, чтобы встретиться с ним взглядом, но Адлер, наоборот, опустил, потому что так было нужно. Тёмный Лорд кончиком палочки поднял его подбородок.

— Кому ты служишь, Адлер?

Твёрдое дерево, ещё тёплое после последних применённых заклятий, давило где-то под языком, и это вызывало ощущение подступающей рвоты.

— Вам.

— Не забывай это, — прошипел Волан-де-Морт.

Он резким движением убрал палочку — она чиркнула по коже — и отступил назад. Понимая это, как разрешение, Адлер помог Георгу подняться на ноги; тот был бледнее покойника и время от времени вздрагивал, но стоять предпочёл самостоятельно. Тёмный Лорд наблюдал за этим с холодным вниманием.

— Больше никаких акций в Британии, — медленно произнёс он, — кроме тех, которые поручу вам я.

— Да, милорд, — ответил Адлер смиренно и с чувством.

— Можете не переживать, — Волан-де-Морт криво усмехнулся, — вы получите их вскоре, раз так жаждете действовать. Тёмный Лорд поощряет преданных и старательных слуг.

— Благодарю, милорд, — Адлеру от себя самого было противно, но он упрямо продолжал играть.

Тёмный Лорд опять задержал на нём взгляд.

— Вон, — шепнул он с ласковостью змеи, гипнотизирующей птицу прежде, чем напасть.

Просить повторять юноши не стали и с поклонами вышли из зала. Только выйдя на улицу, обратно под дождь, Адлер, опомнившись, вытер со щёк кровавые дорожки, уже начавшие засыхать.

— Так вот он каков, Тёмный Лорд, — произнёс Георг очень тихо, когда они шли к воротам поместья. — Впрочем, он и не мог оказаться иным…

— Ты как? — спросил Адлер с не таким уж и напускным участием; его спутник ступал тяжело, а совершенно каменное лицо говорило о боли, которую юноша пытался подавить, — это Адлер знал по Максу.

— В норме, — поверить было трудно, но Георг твёрдым взглядом пресёк дальнейший разговор на эту тему.

Они уже подходили к воротам, когда он спросил: