Она должна уйти. Ей не место среди людей. «Тот, кто попирает обычаи, достоин смерти». Эти слова, услышанные в Бангалоре, вспомнились сейчас и вернули к мысли о вине.

Мина увидела, как очередная волна несется к берегу. Она следила за ней с замиранием сердца, и вздрогнула, когда та ударилась о скалу и разбилась.

Надо решиться. Оставалось сделать последний шаг. Всего один шаг отделял ее от бездны… Достаточно сделать этот шаг — и не будет ничего: ни позора, ни унижений. Умерев, она унесет его вместе с собой. Мина заглянула в клокочущий водоворот и в ужасе отшатнулась. Только сейчас она поняла, как страшно умирать, и сделала шаг назад, не в силах броситься вниз. Но ведь и назад, в город, ей пути нет. Все вдруг вспомнилось: долгое ожидание письма от Махеша, поездка, его свадьба, изгнание из дома. И безмерное отчаяние, охватившее ее, дало ей силы для последнего шага. Она уже знала, что умрет, и не могла больше этому противиться. Единственное, что она позволила себе, — закрыть глаза, чтобы в последний миг не видеть ревущей бездны.

Мина закрыла глаза, глубоко вздохнула — и вдруг кто-то схватил ее за руку. Она вскрикнула от неожиданности и резко обернулась.

— Мина! — окликнула ее старая няня Гангу.

— Нет! Я не хочу больше жить! — закричала Мина. — Пусти! Дай мне умереть!

— Что ты говоришь, девочка! — сказала потрясенная Гангу. — «Умереть»?

— У меня нет другого выхода, — сквозь рыдания произнесла Мина.

Старая няня протестующе затрясла головой:

— Забудь об этом, моя девочка!

— Но что же мне делать?! — воскликнула Мина. — Что?! Две двери захлопнулись передо мной: одну захлопнул человек, которого я любила, другую — тот, который заменил мне отца. Мне страшно, няня!

Гангу обняла отчаявшуюся девушку, прижала к своему сердцу.

— Милая моя! Дверь моей хижины всегда открыта для тебя. Пойдем, девочка, ты будешь жить со мной, — уговаривала она и медленно уводила ее от края пропасти.

— Вот увидишь, — говорила няня, — все будет хорошо, все образуется.

Гангу дарила Мине то, чего несчастная была лишена в последние сутки: мысль о том, что она кому-то нужна, что кто-то способен пожалеть ее.

— Ах, няня! — и Мина разрыдалась На плече доброй старушки. Но это были уже не слезы отчаяния, а слезы благодарности.

— Няня, — шептала Мина, — милая няня…

— Не надо плакать, — просила Гангу, вытирая ей слезы ласковыми движениями. Так утешает своего ребенка мать.

— Идем, родная моя.

Две женщины, старая и молодая, обнявшись, пошли по дороге в город. Солнце поднималось над их головами, обещая наступление нового дня.

Старая Гангу жила в крохотной хижине на самой окраине. Но ее скромное жилище представлялось Мине дворцом, ведь там были стены, крыша и можно было приклонить голову.

Няня открыла дверь.

— Проходи, дочка, — сказала она.

Мина вошла, в нерешительности остановилась у дверей. Няня зажгла огонь в керосиновой лампе, сказала:

— Почему ты стоишь у дверей? Садись. — В ее голосе были тепло и ласка.

Мина села на лавку и тяжело вздохнула.

— Бедная девочка! — прошептала няня печально.

МИНА И ГАНГУ

Мина осталась жить у няни. Старая женщина ходила за ней, как за собственной дочерью. Возвращаясь вечером из хозяйского дома, она приносила еду: бобы и лепешки. Еды было немного, но няня подавала ее так, словно это были самые изысканные яства.

— Ешь, доченька, — говорила няня. — Ешь, родная.

И ласково смотрела на нее.

— А ты, няня?

— Я сыта.

И не понять было, правду ли она говорит.

По утрам, когда Мина еще спала, няня Гангу уходила на рынок, чтобы купить чего-нибудь съестное для Мины. Денег у старой женщины было мало, но ее все знали и часто давали продукты в долг.

— Как твоя дочь, Гангу? — спрашивали ее.

— Чувствует себя хорошо, — отвечала няня. — Спасибо вам, добрые люди.

Здесь, среди простых людей, не было зависти и зла, и каждый старался помочь, чем мог.

А Мина, несмотря на заботу, не знала покоя и худела. Переживания мучили ее, они были болезнью, от которой не придумано лекарств. Возвращаясь с рынка, няня обнаруживала девушку лежащей на кушетке. Глаза ее были открыты, но в них — ни радости, ни жизни.

— Уже утро, — говорила няня, делая вид, что не замечает ее состояния. — Пора завтракать.

И только тогда Мина поднималась, но делала все механически, словно во сне.

Старая няня жалела девушку, но не знала, как ей помочь. Однажды она решила заговорить о Мине с ее дядей. Тот ни разу не вспомнил о племяннице, которую выгнал из дома, по крайней мере никогда не упоминал о ней вслух, словно ее никогда и не существовало.

— У вас чудесные дети, — сказала однажды Гангу. — Они чувствуют, что родители их любят, и растут вам на радость.

— Да, — ответил он с улыбкой, еще не понимая, о чем пойдет разговор.

— Какое счастье — иметь кров и чувствовать любовь, — продолжала няня. — И как тяжело, когда все от тебя отвернулись.

— Что такое, Гангу? — насторожился Санд. — К чему ведешь разговор?

— Сердце мое обливается кровью, когда я вижу страдания несчастной девушки.

— О какой девушке ты говоришь?