— Как можно судить этого ребенка, если его родители виноваты в происшедшем больше, чем он?

Махеш смотрел на нее изумленно, он обязан был сейчас прервать Мину, потому что не положено присутствующим вмешиваться в работу суда, но ее появление было настолько неожиданным, что он остался сидеть молчаливо-безвольно. Он узнал ее, конечно, хотя прошло уже немало лет, узнал — и эта встреча легла на его плечи тяжелой ношей, его словно придавило чем-то очень тяжелым, отчего даже вздохнуть было невозможно.

— Он виноват?! А мы, которые от него отказались, — не виноваты?! — кричала Мина. Она, казалось, вот-вот потеряет сознание. — Я его бросила, маленького и беззащитного, и я виновата безмерно, но ведь он не только мой сын, у него и отец есть!

Она захлебывалась в крике. Махеш еще не понял все до конца, но догадка уже закралась в его душу, и он, боясь, что все поймут это прежде, чем покинут зал, крикнул поспешно:

— Перерыв! Суд удаляется на перерыв!

И стремительно вышел из зала. После этих слов Мина потеряла сознание.

СУДЬЯ ВЫНОСИТ ПРИГОВОР

Мина пришла в чувство в коридоре суда. Она сидела на стуле, над ней хлопотал Джагдиш. Когда она открыла глаза, Джагдиш улыбнулся, но улыбка была тревожной.

— Что со мной? — спросила Мина.

— Ничего страшного, уже все нормально. Тебе, наверное, стало душно.

Говорил, а в его глазах читался вопрос.

— Ты прости меня, — сказала Мина.

— За что?

— Ведь ты ничего не знаешь.

— А что я должен знать?

— Он — мой сын.

— Кто?

— Рошан.

Все рушилось сейчас между ними. Она открывала самую черную страницу своей жизни. Никто и никогда не заглядывал туда — она не позволяла, и вдруг все открылось, вышло на свет, так тщательно прежде скрываемое, и как же оно было неприглядно. Но остановиться уже было невозможно, надо было сбросить эту тяжесть, освободиться, и Мина начала рассказывать, торопливо, словно боялась, что Джагдиш не дослушает, уйдет, и она не сможет досказать то, что хотела.

Лицо Джагдиша потемнело. Слушал он молча, прикрыв глаза веками, и не понять было — о чем думает в эту минуту.

Но когда Мина закончила, он сказал ей тихим и ровным голосом:

— Тебе нельзя здесь больше оставаться. Езжай домой, жди меня.

— Нет, — она качнула головой.

— Да. Я хочу, чтобы ты уехала.

Он умел быть твердым. Мина поднялась и пошла к выходу мелкими неуверенными шагами; ей совсем немного оставалось пройти, как вдруг распахнулась боковая дверь, она повернула голову и увидела Махеша.

— Здравствуй, — сказал он.

— Здравствуй.

Между ними было полтора метра расстояния и восемь лет жизни. Они смотрели друг на друга молча, постепенно узнавая и вспоминая друг друга.

— Ты не сделаешь ему плохо, — сказала Мина. — Это твой сын. Это наш сын.

Махеш страдал — это было видно, но пощады не заслуживал.

— Он не может расплачиваться за грехи родителей. Не он виноват. Мы виноваты.

Подошел Джагдиш.

— Проводи меня до машины, — попросила его Мина.

И они ушли, оставив ошеломленного Махеша.

Суд не начинался долго, все томились в ожидании, и вдруг распахнулась дверь, вошел судья, но садиться в свое кресло не стал, лишь произнес:

— Объявляю решение суда. Суд выносит подсудимому оправдательный приговор. — И стремительно вышел.

Гул пробежал по рядам присутствующих, обвинитель потрясенно замотал головой, потом подхватился, выбежал из зала. Судью он нагнал в самом конце коридора, выпалил, разгоряченный бегом:

— Господин судья! Это невозможно! Материалы дела…

— Материалы дела не дают оснований для вынесения обвинительного вердикта, — сказал Махеш, не оборачиваясь.

— Что же это такое? Кража есть, а виновных нет? — развел руками обвинитель.

— Виновные есть.

Махеш повернулся, наконец, лицом к собеседнику. Он хотел сказать, что виновные есть, что это он, Махеш, виновен и приговор не Рошану надо выносить, а ему, но не сказал ничего больше, потому что сил уже ни на что не оставалось, да и к чему все это?

Он махнул рукой и вышел из зала суда.