— Она каким-то образом замешана во всем этом, — и он не лгал. Конечно, у Эверли была информация. До тех пор, пока он не найдет убийцу Мэда, Гейб должен держать обеих своих женщин в безопасности. — Я должен находиться рядом с ней, потому что думаю, что она знает больше, чем говорит, — или больше, чем понимает. — Мэд оказался по уши в каком-то дерьме, в каком, я и сам не понимаю, но она является ключом. Я должен оставаться с ней и говорить ей то, что она хочет услышать, чтобы она оставалась рядом.

— Так пресса ошибается? Ты не любишь ее?

Любить ее? Само это слово послало дрожь по его спине. Любить — это означает погрузиться в то, чего он на самом деле не понимает. Его родители были друзьями, но не разделяли искры или страсти. Они были больше похожи на деловых партнеров. То, что он чувствовал к Эверли, было совершенно иным. Когда он смотрел на нее, то адское пламя бушевало в нем, угрожая поглотить его. Была ли это любовь? Может быть… но к такому он еще не был готов.

— Эверли Паркер — лишь средство для достижения цели. Я собираюсь выяснить, что она знает, а потом разберусь с ней. У меня уже есть готовый план.

Его план состоял в том, чтобы успокоить сестру и разобраться со всем остальным позже.

— Да, я абсолютно точно вижу, что твой план уже готов, Бонд.

Это была не Сара. Гейб почувствовал, как у него оборвалось сердце. Он резко обернулся.

Эверли все еще была раскрасневшаяся и слегка растрепанная, одетая во вчерашнюю одежду. Он заметил, как от ее лица отлила вся краска. Боль взорвалась в животе. В руках она держала папку с отчетом частного детектива.

— Ты собираешься очернить репутацию моего покойного отца? Очень круто с твоей стороны. Прости меня, если я не останусь здесь, чтобы помочь еще больше, ублюдок, — она метнулась прочь, кинувшись к входной двери пентхауса, ее каблуки гремели по полу из твердых пород дерева, вторя грохоту его сердца.

— Сара, я перезвоню тебе потом, — потому что он не мог позволить Эверли уйти. Боже, только не это. Теперь она думала о нем самое худшее. — Позаботься о себе и ребенке.

— Хорошо. Мне очень жаль, Гейб. Я не должна была кричать на тебя. Я такая эгоистка. Я люблю тебя, — затем она задохнулась. — Я только что увидела в Интернете, что ты попал в пожар прошлой ночью? С тобой все в порядке?

Это была Сара, которую он знал, милая девочка, с которой он играл летом в детстве.

— Я в порядке. Объясню все позже. Ты должна доверять мне. Я позвоню тебе в ближайшее время.

Он повесил трубку, решив перезвонить Саре, как только сможет, а потом кинулся за Эверли. Должно быть, она услышала наихудшую часть разговора, да еще в сочетании с этим гребаным докладом, который он заказал. Теперь он должен был найти способ заставить ее понять. Но сейчас он надеялся, что она хотя бы поговорит с ним.

Когда Габриэль бросился к передней части мансарды, то обнаружил Романа, смотрящего на двери частного лифта, который останавливался только здесь и на первом этаже. Гостям был нужен код, чтобы подняться в квартиру Коннора… но кто-то мог зайти в фойе.

— Что, черт возьми, случилось?

— Дерьмо. Она сбежала? — Гейб ожидал, что она рассердится, расстроится. Он подозревал, что придется иметь дело со слезами. Он никогда не предполагал, что она будет достаточно импульсивна, чтобы бежать. Габриэль замер. — Как, черт возьми, она добралась до этого доклада? Где Коннор?

Глаза Романа расширились.

— Она видела отчет детектива? Чтоб тебя. Должно быть, она вошла после того, как Коннор пошел в душ. Я пытался найти что-нибудь на завтрак. Проклятье. Отчет остался на столе.

Гейб не ответил. Он был уже за дверью.

Эверли очень хотела, чтобы лифт мог ехать быстрее. Рука с папкой практически тряслась от ярости. Боже… Он, наверное, считал ее тупицей. Все то время, пока он говорил ей, как сильно нуждался в ней, частный детектив, нанятый им, копался в ее прошлом по его наводке.

И эти слухи о ее отце… Она знала, откуда росли ноги — от бывших заключенных, которых ее отец упрятал за решетку. Они и их адвокаты пытались любыми способами сделать все, лишь бы обвинительные приговоры были отменены.

Хотя эти слухи, скорее всего, не соответствовали действительности, в то же время кто-то все-таки накопал компромат на ее отца. Угрозы, способные испортить его репутацию, смогли заставить ее замолчать об ее отношениях с Мэддоксом Кроуфордом.

Боже, понимая, что Габриэль Бонд опустился настолько низко, что начал копаться в ее грязном белье, она умирала от желания засунуть что-нибудь ему в задницу, да так глубоко, чтобы он больше никогда не мог нормально сидеть. Воодушевившись этими мыслями, она вылезла из постели и с довольной улыбкой стала спускаться по лестнице.