Так и не дали мне проанализировать моё состояние. Быстро почему-то собрались все, кто находился в этом неизвестном мне здании, как я подозреваю, обычной деревенской избе. Детишки шушукались, недалече агукал ребёнок, но не младенец, за год точно, слишком звуки издавал осмысленные, хотя и непонятные.

Вдруг послышался девичий шепоток:

– А Сашка проснулся?

Голосок слышался откуда-то ниже моего ложа. Да и оно само было несколько непривычным. Мало того что шею колол явно мех, видимо, что-то подстелили под меня, так ещё этот мех подогревался снизу. Я был в лёгком поту. Хм, если бы я не знал, что живу в двадцать первом веке, подумал бы, что лежу на печке на меховой шкуре. Однако и тело другое. Перенос? Вполне возможно, значит, и печка тоже возможна. Пока остановимся на этом, и нужно что-то решать с неизвестными аборигенами. Определиться на местности – что делать. Одно понятно: наилучший выход – это потеря памяти. Я не большой любитель книг, но о попаданцах читать приходилось в редкие моменты, так что тему знал. Тем более что-то давило в левую сторону головы и там чувствовалось заметное онемение со всполохами лёгкой боли. Не обычной головной, а как при травмах или ранениях. В жизни у меня всякое случалось. Плечо ныло, ещё в нескольких местах тянуло.

– Проснулся, – пробормотал я. – Что с моими глазами? Руки-ноги чувствую, уже шевелил ими, а с глазами что?

– Ожил! – Радостный многоголосый гул дал мне возможность и без зрения определить, кто стоит рядом.

Точно – старушка лет близко к семидесяти, старичок, что всё аськал – ась да ась. Женщина лет тридцати пяти по голосу, сыночком меня называла, видимо, это тело ранее принадлежало её сыну. Потом голосок девушки, моей сиделки, примерно лет двадцати, но тут я могу ошибиться. Дальше снова девчонка лет двенадцати, следом две девчушки лет восьми, возможно, погодки. Ещё были мальчишка и две девчушки, возраст не определю, но точно ещё маленькие, а если вспомнить ещё ребёнка в соседнем помещении, получалось, со мной девять детей. Неплохо. Если родные, то мать-героиня девять живёт, без разговоров.

Всё это пронеслось молнией в мыслях, анализ занял секунды две максимум, так что буря объяснений, по-другому это было не назвать, меня не смела. Почувствовав касание на лице, я увидел, как повязку приподнимают на лоб. Свет – о счастье! Свет керосиновой лампы, значит, мой нос не обманул, была лампа, но главное – зрение.

Я был ранен, причём подстрелен бандитами, когда прикрывал нашего раненого участкового Дмитрия Пантелеевича Пахомова. Видимо, когда я задавал вопрос о Пахомыче, его восприняли по отношению к участковому. С тремя ранениями он лежал в своей хате деревеньки, и там сейчас был привезённый из райцентра отцом Сашки врач.

В общем, как я понял, дело было так: Сашка возвращался с охоты на лыжах – двух зайцев взял, сейчас бульончику принесут подкрепиться, второго зайца семье участкового отдали, чтобы раненого главу семьи кормить – и сразу направился на выстрелы. Опытный охотник – ещё бы, отец лесник – сразу вычленил в выстрелах, что стреляют из наганов и ТТ. Последний был только у участкового. Выстрелы слышались на дороге, которая вела к складам леспромхоза. Сашка рванул на помощь и подоспел вовремя. Банда, что налетела на бухгалтерию леспромхоза и взяла кассу, на свою беду, возвращаясь, повстречалась с участковым на узкой лесной зимней дороге. Кто палить первым начал, никто разобрать не смог, но Сашка из своей мелкокалиберной винтовки убил четверых из шести бандитов. У всех аккуратные дырочки в висках. Поляковский почерк. Я уже без особого удивления узнал, что не только по имени схож с бывшим хозяином тела, но и по фамилии. Вот только по отчеству совпадения не было. Отец у Сашки – Кондрат, а у меня – Михаил.

Пятый бандит был участковым застрелен, а вот шестой оказался на удивление упорным, палил не переставая, будто имел с собой вагон патронов. При перестрелке три пули схлопотал участковый. Но он ранен был, ещё когда пешим вышел к саням бандитов, не подозревая, кого несёт ему навстречу. Уже будучи раненным, возницу снять умудрился да лошадь ранить, а тут и Сашка подоспел. Вот с ним чуть хуже. Четыре попадания. Одна в плечо, нужна операция, пулю вынимать, другая по касательной по спине, третья попала в приклад винтовки, разбив его, от удара пули тот приложился по боку, похоже, пара рёбер сломана, ну и самое лёгкое, на мой взгляд, по касательной по голове. Там мелочь, череп цел, но зато можно использовать ранение для имитации амнезии. Вырвав клок волос, пуля улетела, но теперь у меня был железобетонный повод говорить, что никого не помню. Это было правдой, я реально никого вокруг не знал.

Всё это вываливалось таким скопом, что было трудно вычленить что-то членораздельное, но я старался, и даже получалось. Меня ругали, хвалили, пара девчушек всхлипывала, жалея. Старичок одобрительно покряхтывал, старушка кончиком головного платка утирала слёзы. Осматривая всех – не ошибся с количеством, полом и возрастом, – кто столпился у печки, всё же лежал я на печке, негромко спросил у всех присутствующих. Не громко.

– А вы кто?

И мой вроде невинный вопрос вызвал гробовое молчание в избе.

Потянувшись, я нагнулся, подхватил тушку филина и, закрепив её на палке, побежал лёгкой трусцой в сторону нашей деревни. М-да, всё же прижился и акклиматизировался, если это можно так назвать. Было ли тяжело? Было, не скрою, ещё тяжелее было поставить себя, именно так. Все эти месяцы до конца весны только этим и занимался. Совсем недавно отзвенели весенние ручьи и вокруг зацвело.

Добежав до лосиной кормушки, посмотрел следы, отец попросил, он сюда не успевал. Были лоси, под утро, а сейчас время к вечеру. Устроившись в стороне на поваленном дереве, я достал из небольшой котомки остатки обеда и стал ужинать, хотя можно сказать – полдничать. Пока крепкие молодые зубы перемалывали слегка зачерствевший хлеб с салом, перья чеснока и зелёный лук, сорванный сегодня с огорода, я прокручивал в памяти всё с момента попадания в это новое своё тело. Прошлый владелец так и не проявился, и я понял, что не проявится никогда. Но перед уходом он мне много что подарил. Об этом чуть позже.

Так вот, попал я в тело Александра Кондратьевича Полякова, причём, похоже, попал в тот момент, когда он получил по касательной ранение головы. Очнулся я на печке спустя шесть часов. Об этом тоже чуть позже. Семья Поляковых была большой, хотя для местных – обычной. Глава семьи, Кондрат Гаврилович Поляков, – лесник. Мать, Анна Георгиевна Полякова, – счетовод в леспромхозе. Во время нападения банды она была дома, выхаживала простывшую дочь Татьяну, старшего ребёнка в семье – симпатичную дивчину семнадцати лет. В этом году она окончила школу и готовилась поступать по велению отца в сельскохозяйственный техникум в Ленинграде. Теперь всей семьёй её собирали, завтра отъезжаем.