Шрифт:
– Рана сложная, но уже не опасная. Врачи говорят, что через месяц – другой все будет нормально. Одного парня, с которым они в кафе познакомились, мы установили – Виктор Сухоруков. Второго он, как утверждает, не знает. Только имя – Саша. Познакомились там же, в кафе.
– Понятно… – начальник поиграл очками. На тыльной стороне его кисти при каждом движении вздрагивает крыльями вытатуированная чайка – память о военной молодости в морской пехоте. – Приметы дают? Галина эта, например?
– Людмила, – поправляю я шефа, – Людмила Рюмина. У нее болевой шок, без, сознания пока. А от Виктора удалось получить только приметы того Саши.
– Слушаю.
– Не очень подробное описание, – страхуюсь я, зная, что шеф не станет высказывать восторга по поводу тех жалких крупиц информации, которые удалось получить. – Плотный, темноволосый, лет двадцати трех – двадцати пяти, одет в темный костюм и шерстяную водолазку.
– Все?
Я неопределенно пожимаю плечами. Начальник выразительно молчит. Не спорю – на его месте мне хотелось бы услышать от подчиненного нечто более конкретное. Но за неимением…
– Ясно, – протянул шеф, – Что преступники взяли у Сухорукова?
– Часы «Ориент», деньги и документы: паспорт, комсомольский билет, абонемент в бассейн «Октябрьский». Особенно жалеет часы. Говорит – подарок. Выяснилось, что у Рюминой была на шее цепочка серебряная, из таких квадратных колец. Нашли ее уже без цепочки…
– Выяснили, сколько было нападавших?
– Трое. Саша с Людой побежали в сторону. А Виктор бросил свою спутницу и попытался спастись в одиночку. Так что, где Светлана, и какова ее судьба, не знает.
– Сухоруков, как, сопротивлялся?
– Мне так показалось, нет. Испуганный очень.
– Кто же ранил Рюмину?
Интересно, мне сейчас что, надо назвать имя, отчество и преступника, домашний адрес и по каким часам его можно застать дома? Чем задавать риторические вопросы, отпустили бы выспаться.
– Послушай, а вдруг этот Саша просто подвел их к нужному месту и предал дружкам? Если он сам участник группы?
Стоп, рано спать! Вот за что люблю шефа – за неожиданность и смелость версий. Кажется просто, а мне в голову не пришло.
– Может, – соглашаюсь я. – Сухоруков показал, что именно Саша предложил пойти мимо троллейбусов. И девушек тоже он выбирал. У Сухорукова, как я докладывал, было, что брать.
– Кстати, Сухоруков, он что, работает, много получает?
– Учится. У него родители – люди обеспеченные. Работают за границей. А он с теткой живет. Вот и гуляет.
– Догулялся. Материалы будешь передавать в отделение? – вопрос на засыпку. Ответишь «да» – могут обвинить в излишней строгости и перестраховке. «Нет» – наоборот.
– Я сегодня после суток, – говорю максимально усталым голосом. – Отдохну – посмотрим. Между прочим, Саша этот у Сухорукова телефон взял еще в кафе.
Начальник явно заинтересовался и про свой вопрос пока забыл. Или сделал вид?
– Свой оставил? – быстро спрашивает он.
– Сказал нету. Наврал, очевидно.
– Все может быть… Сейчас главное – где девушка эта, Горяева? Исчезла при криминальных обстоятельствах. Ушла из дома и не вернулась… Да… Материалы передавай Зайцеву. Пока тебя нет, он поработает. А сам иди пока, отдыхай.
Завтра продолжишь работу. Затягивать нельзя. Ладно, все, иди. Понадобишься – позвоним…
Вот уж напутствовал! И так ни выходных, ни праздников. Еще и после дежурства звонить будут. Отключу к черту телефон, пусть звонят хоть до скончания века…
15. Начальник отдела управления московского уголовного розыска
Сжимаешь руку – складываются крылья, раскрываешь ладонь – расправляются. Пашкина затея. Это он перед отправкой на операцию предложил отличительный знак выколоть: «скитальца морей»-альбатроса. Художник, правда, из него вышел неважный и потому альбатрос больше напоминал чайку. Да разве в этом дело? Вся наша комсомольская ударная рота морских пехотинцев красовалась на следующий день с «тайным знаком». И бросили нас в бой… Керчь, Феодосия…
Сколько таких птичек осталось? В прошлом году на день Победы только трое кроме Пашки приехали. Постарели альбатросы…
Сейчас вон, какие орлы пошли. Хоть и нет войны, а в самое пекло лезут. Люблю своих ребят. Совсем они другие. Умницы, интеллектуалы, знают столько, сколько их сверстникам сороковых и не снилось. Авторитет свой, право руководить ими, каждый день доказывать надо. А все равно люблю. За дело, за честность, за то, что ради других себя не жалеют… Пусть скажут, что меня на старости лет на красивости потянуло, пусть. Но тот, кто это скажет, моих ребят не знает. Вот, сидит напротив меня, усталый, как черт, но не стонет. А ведь сам за ночь почти полдела раскрутил. И уже дальше ниточку нащупал.