По странному проглатыванию слов, по глухоте интонаций, а может, и вовсе не от этого, а мгновенно прозрев, Кэлвин понял, что если и раньше ему не доверяли, то теперь он стал обузой для всех, и хромой, которого Гордон так боялся, конечно же подумывает о том, как избавиться от Кэлвина, и непременно уберет его; и мешают хромому только известность Кэлвина, его пост и ранг и то, что не так просто выдернуть Кэлвина из жизни, как морковь из взрыхленной грядки. Случись что с Кэлвином – многие сопоставят его ответственность за полеты и неожиданную гибель; а раз так, ортопедическому ботинку придется поломать голову над тем, как переместить Кэлвина из бытия в небытие таким образом, чтобы это всех устроило, чтобы никаких подозрений в мозговитых головах не зародилось и чтобы проблемы Кэлвина, живого и мертвого, так и остались только его собственными проблемами…

Майер пропустил Брюса перед собой, они вошли в кабинет хозяина дома. У стола стоял сухопарый тип на две головы выше Сарджента: крошечный череп сидел на длинной шее чуть наискось, и два оттопыренных уха пунцовели рубиновым обрамлением иссиня-бледного лица.

– Лео Бейкер, – неожиданно пискляво провозгласил тип.

Сарджент попробовал выдавить любезную улыбку – как-никак ему предлагали работу – и представился. Лео Бейкер на улыбку Брюса ни малейшего внимания не обратил, бесцветно рассказал, что его родственник тяжело болен психически, несколько раз пытался покончить с собой. Но постоянно держать его взаперти жестоко. Задача Сарджента – следить за безумцем вне дома. Брюсу дадут машину, оплатят все расходы. Каждый день необходимо сдавать дворецкому дома, в котором живет больной, письменный отчет о работе. В нем указывать, где был поднадзорный, с кем контактировал, как себя вел, – с разбивкой по времени, как в полицейских сводках.

Сарджент прикинул, что муторно, но несложно – платить обещали прилично.

Контракт предполагалось заключить на год.

– Если не углядите, – Лео Бейкер дотронулся до пунцового уха, – деньги вернете назад и заплатите неустойку.

Лео Бейкер вынул из ящика стола фотографию, протянул Брюсу.

С цветного фото на Сарджента смотрел мягко улыбающийся лысоватый голубоглазый блондин. Никакой ненормальности в нем Брюс не заметил, хотя знал, что психи бывают разные на вид. И еще Сардженту показалось, что он видел где-то этого человека, только вот где и когда, припомнить не мог и решил, что тип лица довольно распространенный и просто напоминает ему кого-то из тех тысяч людей, что мелькали перед ним за годы службы в полиции.

– Как его зовут? – Брюс не стал засовывать фото в карман, протянул Бейкеру, давая понять, что ему достаточно один раз взглянуть, чтобы запомнить навсегда. Бейкер, вроде и не ожидая другого, бросил фото в ящик.

– Не имеет значения, – вмешался Майер, – вы должны только следить за ним, лучше, если он и не заметит: больной раздражается, замечая опеку.

– Как ваше легкое? – неожиданно поинтересовался Бейкер, и Брюс вздрогнул: сначала он не мог вспомнить, говорил ли о своем несчастье Майеру, а если и говорил, то выходит, тот все до мелочей передал Бейкеру и они обсуждали кандидатуру Сарджента, не упустив из виду никаких деталей его биографии. Брюсу стало неприятно, как каждому, кто видит, что о нем подробнейше осведомлены, но делают вид, что знают лишь имя и фамилию.

Бейкер догадался, что вопрос о легком пришелся некстати, и деловито предложил оформить отношения нотариально.

Вечером Сарджент позвонил Дайне и сказал, что нашел работу, и голос его искрился от возбуждения. Дайна радовалась вместе с ним. Болтали о пустяках и совсем не касались их отношений, а тем более перспектив, не желая испортить непринужденный разговор. Дайна даже не спросила, как себя чувствует Брюс, хотя обычно не обходилась без этого вопроса, и Сарджент едва не обиделся, но вовремя понял, что Дайна тоньше и лучше и не хочет дежурным любопытством портить ему настроение, стремится показать ему, что он такой же, как и раньше, и ничего не случилось, а теперь, когда нашлась работа, все наладится, и тогда…

Утром Сарджент поднялся не без труда – разленился за прошедшие месяць! и, натыкаясь на стены, неловко бегал по квартире, изумляясь, как много уходит времени на то, что раньше требовало считанных минут. Завтракать не стал, чтобы голова работала лучше и он мог бы удачнее сориентироваться: он никогда не ел, еще и на службе в полиции, если с утра предстояло трудное дело. Вечером, еще до того, как он говорил с Дайной, человек Бейкера подогнал к дому Сарджента машину, из которой тот должен был следить за помешанным. Сегодня ровно в восемь утра Сарджент должен прикатить по указанному Бейкером адресу в районе, который Брюс знал не слишком хорошо.

Дом сто тридцать четыре по Ричмонд-стрит он нашел без труда и сразу увидел дохляка Бейкера, прохаживавшегося возле «ланчи» цвета фисташек.

Лео Бейкер провел его в особняк под номером сто тридцать четыре и представил дворецкому Нелсону, крепкому сорокапятилетнему мужчине с перебитым носом и неулыбчивым лицом в буграх от давних экзем. Бейкер подчеркнул, что Сарджент будет держать связь с Нелсоном, и добавил, что плата понедельная, вне зависимости от того, будет или нет больной покидать особняк.

Нелсон смерил Сарджента оценивающим взглядом, дотронулся до его рукава и, скривив губы, дал понять, что они подружатся и что Нелсон рад видеть именно Сарджента на месте человека, которому поручено сопровождать родственника Бейкера.

Нелсон потер перебитое переносье и, глядя на Бейкера, но адресуясь Сардженту, надтреснуто просипел:

– Сегодня он не выйдет.

Брюс понял, что свободен. Новые обязанности показались ему необременительными.

Переговоры окончились, знакомство состоялось. Бейкер возвращался с Сарджентом к воротам, шел плечо к плечу, и Брюс обратил внимание, что другие дома оградами не обносили, а этот – наоборот, может, из-за больного… Сарджент ничего не спросил, Бейкер молчал и сел в «ланчу», не прощаясь, а когда Сарджент направился к своей машине, окликнул его и уныло пояснил: